Вечный двигатель

Вечный двигатель в художественной литературе

Истории взлетов и падений Бесслера-Орфиреуса, Д. Ки­ли и их продолжателей наглядно показывают, какой инте­ресный материал для искусства, в частности для художе­ственной литературы, представляют как люди, изобретаю­щие ррш, содействующие или препятствующие им, так и происходящие вокруг них события.

К сожалению, этот сюжет не нашел достаточно широ­кого отражения в художественной литературе, хотя упоми­нания о ррш встречаются довольно часто.

Можно назвать лишь немного произведений, специально посвященных этой теме. В зарубежной литературе это не­большая фантастическая повесть немецкого писателя Па­уля Шеербарта (1863-1915 гг.) «Перпетуум мобиле. Исто­рия одного изобретения» [4.1], вышедшая в 1910 г.

В русской литературе прежде всего нужно назвать один из сюжетов в повести М. Е. Салтыкова-Щедрина «Совре­менная идиллия» [4.2], затем повесть писателя Е. М. Петро­павловского «Perpetuum mobile» [4.3] и, наконец, рассказ В. Шукшина «Упорный» [4.4].

Каждое из перечисленных произведений интересно по - своему и дает многое для понимания личности создателя ррт, чего нет (и не может быть) в научной литературе.

Время действия в первых трех из перечисленных по­вестей и рассказов относится ко второй половине XIX и началу XX в.; действующие лица рассказа В. Шукшина — наши современники.

Герой романа Шеербарта — изобретатель, мечтающий создать механический ррт на основе использования гравитационных сил: «построить зубчатое колесо, движи­мое грузами». Идейная основа изобретения такова: «При­тяжение Земли вечно, и эту вечную работу притяжения можно посредством колес превратить в вечное движение».

С законом сохранения энергии герой рассказа справля­ется очень просто: «Какое мне дело до Роберта Майера?... Физики мне всегда были ненавистны».

Автор дает своему герою возможность решить задачу и построить вечный двигатель, который действительно рабо­тает[23].

Переживания героя романа связаны не столько с научно - техническими, сколько с социальными проблемами. Изо­бретатель думает о том, как преобразится мир, располага­ющий неограниченными энергетическими возможностями. Тут и превращение Сахары в плодоносную область, срытие ненужных гор, гигантские строительные работы...

Несмотря на такие радужные перспективы, дело конча­ется ничем. Последствия использования изобретения ррт оказались столь грандиозными, что автор (а вслед за ним, естественно, и его герой) просто испугался. Потрясения, которые может вызвать обилие энергии, остановили изо­бретателя, и созданная им машина не была использована; она была уничтожена, и все осталось в прежнем виде.

У Салтыкова-Щедрина, так же как и у Петропавлов­ского, в отличие от Шеербарта, в повестях об изобретате­лях ррт нет ничего фантастического. Более того, прото­типы их героев — реально существовавшие люди. В «Со­временной идиллии» выведен под именем «мещанина Пре - зентова» крестьянин-сибиряк Александр Щеглов, изобре­татель-самоучка. У Петропавловского под именем изобре­тателя Пыхтина изображен крестьянин-пермяк Лаврентий Болдырев, лично ему знакомый.

Оба двигателя описаны в рассказах очень ярко и доста­точно подробно[24]. Очень живописно представлены и сами изобретатели. Здесь, не приводя длинных цитат, отметим только некоторые, интересные для истории ррт моменты.

Двигатель Щеглова представлял собой колесо «...со спи­цами. Обод его, довольно объемистый, сколочен был из тесин, внутри которых была пустота. В этой пустоте и помещался механизм, составлявший секрет изобретателя. Секрет, конечно, не особенно мудрый, вроде мешков с песком, которым предоставлялось взаимно друг друга урав­новешивать...».

У Болдырева (Пыхтнна) машина выглядела так: «Видне­лись плохо отесанные деревянные столбы, перекладины и целая система колес, маховых и зубчатых... В самом низу, под машиной, лежали какие-то чугунные шары; целая куча этих шаров лежала и в стороне...».

Нетрудно видеть, что в обоих случаях у изобретателей возникли по существу те же идеи, что и у западноевропей­ских и американских изобретателей механических ррт-1. Поразительное сходство мыслей можно обнаружить (не­смотря на разницу в форме их выражения) и в анализе причин, по которым машины, после того как их раскру­тили, неизбежно останавливались. Всегда объяснение сво­дится к какому-нибудь частному недостатку конструкции, сборки или качеству материала.

Презентов, например, на вопрос одного из посетителей: «Трения, может быть, в расчет не приняли?» — ответил: «И трение в расчете было... Что трение? Не от трения это, а так... Иной раз словно порадует, а потом вдруг... зака­призничает, заупрямится и шабаш. Кабы колесо из настоя­щего материалу было сделано, а то так, обрезки какие-то».

Интересно отметить еще одну черту сходства: оба изо­бретателя придают важное значение первому толчку, рас­крутке машины. Когда двигатель очередной раз остано­вился, Презентов сказал: «Надо импет дать», — и снова толкнул машину. Невольно вспоминается теория «импету - са» Буридана, высказанная в XIV в.

Оба героя этих рассказов — несомненно талантливые люди, которые, если бы могли получить образование, при­несли бы большую пользу. Но в условиях царской России это было почти невозможно.

Петропавловский (С. Карелин) писал об этом в очерке «Урал, представленный на Екатеринбургской выставке» («Русская мысль», 1887 г.): «Вы здесь не найдете ни од­ного грамотного ярлыка на кустарном экспонате, а если вздумаете поговорить с самим кустарем, то поразитесь его темнотою...

...Это в особенности надо сказать о тех случаях, когда кустарь начинает фантазировать, изобретая что-то новое. Тут он ходит в совершенных потемках; для него в этом слу­чае ничто не составляет ломать голову над perpetuum mo­bile... разве он знает, что это нелепо? Он верит, что вечную машину можно придумать, если иметь хорошую «башку»...

...Тяжело смотреть, что в стране такой напряженной заводской и ремесленной деятельности нет ни одного ре­месленного училища, ни одной технической школы, до­ступной для всех...».

Теперь перенесемся на 100 лет вперед, в наше время, когда учиться могут все. Несмотря на это и в наше время люди изобретают ррт-1.

О таком изобретателе и писал В. Шукшин. Но в отличие от мрачных и тяжелых событий прошлого века история, описанная им, носит не трагический, а скорее комический характер.

Герой Шукшина «упорный» изобретатель — совхозный шофер Дмитрий Квасов по прозвищу «Моня», прочитав­ший «...в какой-то книжке, что вечный двигатель — невоз­можен. По тем-то и тем-то причинам...».

«Прочитал, что многие и многие пытались все же изо­брести такой двигатель... Посмотрел внимательно рисунки тех «вечных двигателей», какие — в разные времена — предлагались... И задумался.» Интересно описаны манера чтения и ход мыслей Мони Квасова: «Что трение там, за­коны механики — он все это пропустил, а сразу с голо­вой ушел в изобретение такого вечного двигателя, кото­рого еще не было. Он почему-то не поверил, что такой двигатель невозможен. Как-то так бывало с ним, что... от всяких трезвых мыслей он с пренебрежением отмахивался и думал свое: «Да ладно, будут тут мне...» И теперь он тоже подумал: «Да ну!... Что значит — невозможно?».

Дальше Шукшин показывает состояние, известное по собственному опыту каждому творческому человеку: «Мо­ня перестал видеть и понимать все вокруг, весь отдался великой изобретательской задаче. Что бы он ни делал — ехал на машине, ужинал, смотрел телевизор — все мысли о двигателе. Он набросал уже около десятка вариантов дви­гателя, но сам же браковал их один за другим. Мысль ра­ботала судорожно. Моня вскакивал ночами, чертил какое - нибудь очередное колесо... В своих догадках он все время топтался вокруг колеса, сразу с колеса начал и продолжал искать новые и новые способы — как заставить колесо постоянно вертеться. И, наконец, способ был найден. Вот он: берется колесо,...»

Шукшин дает подробное описание двигателя Мони Ква­сова. Сделано это блестяще «сквозь» характер самого изо­бретателя, очень серьезно, с подробностями (есть все: «груз, желоб под углом в 45 градусов», «жестко приваренный же­лезный стерженек» и т. д.), но понять из него ничего не­льзя. Кончается описание словами «Таким образом колесо само себя будет крутить».

Замечательно показано состояние изобретателя, успеш­но, наконец, решившего задачу.

«Моня придумал это ночью... Вскочил, начертил ко­лесо, желоб, стерженек, грузик... И даже не испытал осо­бой радости, только удивился: чего же они столько вре­мени головы-то ломали!» И утром: «...Подсел к столу, по­смотрел свой чертежик. Странно, что он не волновался и не радовался. Покой все пребывал в душе...».

Днем Моня пошел показать свой проект (сказать свое «фэ», как он выразился) молодому инженеру РТС Андрею Голубеву. Очень интересную беседу между ними здесь, к сожалению, привести нельзя — она займет много места. Обратим только внимание на то, как изобретатель реа­гировал на насмешливый скепсис («ехидство») инженера. «Моня обеспокоился. Не то, что он усомнился вдруг в своем двигателе, а то обеспокоило, до каких же оказыва­ется, глубин вошло в сознание людей, что вечный двигатель невозможен. Этак —и выдумаешь его, а они будут твердить: невозможен.»

После того как инженер оценил его работу словом «бре - дятина» и отказался даже смотреть чертеж, а учитель фи­зики доказал, что в устройстве будет «абсолютное равен­ство» сил, Моня «...сгреб чертежи и пошел вон Он ушел в сарай и начал делать вечный двигатель.» И он его сде­лал. Несмотря на все попытки, произошло неизбежное — колесо, немного повертевшись, останавливалось. Моня по­терпел поражение.

Очень интересен конец рассказа — как Моня все же взял реванш и посрамил и инженера, и всю его науку.

На следующее утро Моня пришел к дому инженера.

— «Доброе утро! — сказал Моня, остановившись у из­городи. И смотрел на инженера мирно и весело.

— Здорово! — откликнулся инженер.

— А ведь крутится! — сказал Моня. — Колесо-то...

— Двигатель, что ли?

— Двигатель. Колесо-то крутится... Всю ночь крути­лось... И сейчас крутится. Мне надоело смотреть, я пошел малость пройтись.

Инженер теперь ничего не понимал. Моня был нис­колько не пристыженный, а даже какой-то просветлен­ный.» Инженер согласился посмотреть.

«— И всю ночь крутится? — не удержался и еще раз спросил инженер перед самым домом Мони. И посмотрел пристально на Моню, Моня преспокойно выдержал его взгляд и, вроде сам тоже изумляясь, сказал:

— Всю ночь! Часов с десяти вечера толкнул его и вот... сколько уже сейчас?

Инженер не посмотрел на часы, шел с Моней, крайне озадаченный, хоть старался не показать этого, щадя свое инженерное звание. Моне даже смешно стало, глядя на него, но он тоже не показал, что смешно.

— Приготовились! — сказал он, остановившись перед дверью сарая. Посмотрел на инженера и пнул дверь... И посторонился, чтобы тот прошел внутрь и увидел колесо. И сам тоже вошел в сарай — крайне интересно стало: как инженер обнаружит, что колесо не крутится.

— Ну-у, — сказал инженер. Я думал, ты хоть фокус какой-нибудь придумал. Не смешно, парень.

— Ну, извини, — сказал Моня, довольный.»

В этой сценке Шукшин очень тонко подметил ощу­щение инженера, столкнувшегося с непонятным явлением. Инженер, конечно, не сомневался в том, что закон сохра­нения энергии будет действовать. Вызывало опасения дру­гое: сможет ли он быстро найти причину «фокуса», из-за которого колесо вертится?

Такое ощущение хорошо знакомо многим, даже очень квалифицированным экспертам.

Так изобретатель вечного двигателя Моня Квасов, не­смотря на поражение в споре с инженером, «свел счет вни­чью». Рассказ кончается, несмотря на неудачу Мони, опти­мистично.

Еще более интересные события с велосипедным коле­сом и вечным двигателем произошли не так давно на дру­гом конце Европы — в Англии. Об этом рассказывается в гл. 4.

Интересно, что велосипедное колесо почему-то играет очень замет­ную роль в последней стадии истории вечного двигателя первого рода. О том, что идея Мони Квасова живет, свидетельствует заметка в жур­нале «Изобретатель и рационализатор», 1984 г. №7. Она опубликована в разделе, специально посвященном ррш — «хроника перпетомобилиз - ма». Приводим ее с небольшими сокращениями. «Вечный двигатель из велосипедного колеса. В августе 1980 г. вез я на велосипеде траву для своих кроликов, попал под дождь... Скользко, мешок на багажнике тя­нет в сторону — потерял управление, свалился в кювет и сильно погнул переднее колесо. Пришлось приобрести новый обод и спицы, натяги­вать их, выводить «восьмерку» (велосипедисты знают, что это такое).

Ремонт шел к концу, но тут жена попросила помочь по хозяйству. Вер­нувшись через полчаса к своему колесу, я оторопел: оно равномерно вращалось со скоростью около 20-25 оборотов в минуту. Посторон­них в сарае не было, раскрутить некому. Позвал в свидетели соседа. «Чудо» длилось несколько часов, затем я остановил колесо. Потоки воздуха его крутят или сказывается какая-то несимметрия недотянутых спиц? Перенес велосипед в дом, поставил посреди комнаты в том же ремонтном положении вверх тормашками — колесо снова завращалось, сперва медленно, затем все быстрее — до тех же 20-25 оборотов в ми - нуту — и крутилось так около часу, пока домашние не прогнали меня с колесом обратно в сарай. Там оно вращалось всю ночь напролет. Утром я окончательно дотянул спицы, отрегулировал обод. Велосипед как новенький, кролики не в обиде, но «чудеса» прекратились; отре­гулированное колесо самопроизвольно поворачивалось не более чем на полоборота — под действием веса ниппеля. Нет, велосипед еще не раскрыл всех своих возможностей...

И. Шевцов

Г. Богучар, Воронежская обл.»