Миф машины Техника и развитие человечества

Монополия власти

Чтобы понять устройство или действие человеческой машины, не­достаточно сосредоточить свое внимание лишь на тех моментах, где она себя материализовала. На таком уровне невозможно понять даже нашу нынешнюю технологию с ее обширным разветвлением види­мых машин.

Для работы машины были необходимы два фактора: надежная организация знаний о вещах как естественных, так и сверхъестест­венных, - и тщательно разработанный порядок, позволявший отда­вать приказы, выполнять их и следовать им. Ответственность за пер­вый фактор лежала на жрецах, без чьей активной помощи сам инсти­тут царской власти просто не сложился бы; второе же условие обес­печивали чиновники. И жречество, и чиновничество являлись иерар­хическими организациями, на вершине которых стояли, соответст­венно, верховный жрец и царь. Без их объединенных усилий весь комплекс власти не смог бы действенно срабатывать. Такое же поло­жение сохраняется и по сей день, хотя существование автоматизиро­ванных фабрик и компьютерного управления помогает скрыть и че­ловеческие составляющие, и религиозную идеологию, важную даже для нынешней эпохи автоматизации.

То, что сейчас назвали бы наукой, с самого начала составляло неотъемлемую часть новой машины. Это упорядоченное знание, ос­новывавшееся на регулярном характере космоса, как мы видели, рас­цвело одновременно с культом солнца: наблюдение за звездами и создание календаря совпало со становлением царской власти и под­держало ее, жрецы и прорицатели посвящали немалые усилия истол­кованию значения таких необычных событий, как появление комет, солнечные или лунные затмения, или гаданию по странным природ­ным явлениям - например, по полету птиц либо по внутренностям жертвенных животных.

Ни один царь не мог действовать уверенно и успешно без опоры на организованное «высшее знание», точно так же, как и Пентагон сегодня не способен действовать без консультаций с различными учеными-специалистами, техническими экспертами, теоретиками игр и компьютерами; эта новая иерархия, на первый взгляд, менее под­вержена ошибкам, чем предсказания птицегадателей, - однако, судя по некоторым грубым просчетам, ненамного более надежна.

Чтобы такое знание могло приносить пользу, оно должно оста­ваться тайной монополией жреца. Если бы у всех имелся равный дос­туп к источникам знаний и к системе толкования, никто бы не верил в их непогрешимость, поскольку в таком случае ошибки не удавалось бы утаивать. Поэтому возмущенный протест Ипувера50 против мя­тежников, которые свергли Древнее царство в Египте, объяснялся тем, что «таинства храма были разоблачены», - иначе говоря, что они сделали «секретную информацию» общедоступной. Тайное знание - ключ к любой системе тотального контроля. До изобретения печат­ного станка и письменное слово оставалось преимущественно клас­совой монополией. Сегодня язык высшей математики и компьютери­зация заново породили и тайну, и монополию, позволив возобновить тоталитарный контроль.

Не последней по важности чертой сходства царской власти с солнцепоклонством было то, что царь, как и солнце, источал могуще­ство на расстоянии. Впервые в истории власть стала осуществляться на расстоянии, намного превышавшем непосредственный радиус действия человеческой руки. Ни одно военное оружие само по себе не обладало таким могуществом. Все, что требовалось, - это особая разновидность передаточного механизма: армия писцов, гонцов, управляющих, надсмотрщиков, артельщиков, главных и второсте­пенных исполнителей, само существование которых всецело зависе­ло от их преданного выполнения царских приказов или приказов не­посредственных начальников - могущественных сановников и пол­ководцев. Иными словами, неотъемлемой частью мегамашины слу­жила хорошо организованная бюрократия - то есть, группа людей, способных передавать и выполнять приказания с ритуал истинной педантичностью жреца и бездумным послушанием солдата.

Воображать, будто бюрократия сравнительно недавнее изобрете­ние, - значит, пренебрегать анналами древней истории. Первые доку­менты, свидетельствующие о существовании чиновничества, относятся к эпохе пирамид. В надписи на кенотафе 51 в Абидосе некий чинов­ник, служивший при дворе фараона Пепи I из шестой династии, ок. 2375 г. до н. э., докладывал: «Его величество отправил меня во главе войска, тогда как знать, хранители печати царя Нижнего Египта, един­ственные спутники Дворца, главы номов и градоправители Верхнего и Нижнего Египта, товарищи и главные переводчики, главные прорица­тели Верхнего и Нижнего Египта, и главные сановники, - каждый из них стоял во главе отдельного отряда Верхнего или Нижнего Египта, или же деревень и городов, которыми они управляли.»

Данный текст говорит не только о существовании бюрократии, но, как и свидетельство Петри, приводившееся выше, показывает, что уже произошли разделение труда и специализация функций, необхо­димые для успешного действия чиновничьего механизма.

Это развитие началось по меньшей мере тремя династиями раньше: а именно (что не случайно) при строительстве большой ка­менной пирамиды Джосера в Саккаре. В «Граде непобедимом» Джон Уилсон замечает: «Мы обязаны Джосеру не только началом мону­ментальной каменной архитектуры в Египте, но и созданием нового чудовища - бюрократии». Это не было простым совпадением. И У. Ф. Олбрайт, комментируя данное событие, указывает, что «...возросшее число титулов, обнаруживаемое в печатях периода первой династии... несомненно, заставляет предположить существование довольно сложного аппарата чиновников».

После учреждения иерархической структуры человеческой ма­шины теоретически уже не было границ для числа рабочих рук, кото­рыми она управляла, или для власти, которой она обладала. Устране­ние человеческого измерения и органических пределов, собственно, и составляет предмет гордости подобной авторитарной машины. Час­тично ее эффективность объяснялась применением неограниченного физического принуждения для преодоления человеческой лени или телесной усталости. Важным шагом в сотворении человеческой ма­шины стала и профессиональная специализация: ведь достичь сверх­человеческой точности и совершенства результата можно было толь­ко благодаря напряженной концентрации навыков в каждой точке рабочего процесса. Здесь и берет свое начало масштабное разделение и подразделение труда, характерное для современного промышлен­ного общества.

Римский афоризм, гласящий, что закону нет дела до мелочей, можно по справедливости отнести и к мегамашине. Силы, приводи­мые в движение царем, требовали коллективных проектов соразмер­ного порядка: крупномасштабных операций, связанных с изменением облика земли, - поворота рек, рытья каналов, сооружения мощных стен. Как это обстоит и с современной технологией, мегамашина на­чинала все больше навязывать свой диктат обслуживавшим ее рабо­чим, перечеркивая другие, более живые человеческие потребности. Человеческие машины по природе своей были огромны и безлики - если не сказать, что намеренно обесчеловечены; они или действовали с большим размахом, или вовсе бездействовали, ибо никакая армия чиновников, сколь бы усердна она ни была, не могла бы непосредст­венно управлять работой тысячи маленьких мастерских или земель­ных хозяйств, если бы у них всех сохранялись собственные традиции, собственные ремесленные навыки, своя осознанная личная гордость и чувство ответственности. Поэтому жесткая форма контроля, при­сущая коллективной машине, вплоть до нашей эпохи ограничивалась лишь крупными массовыми предприятиями и крупномасштабными операциями. Этот изначальный недостаток мешал расширению мега­техники до тех пор, пока не изобрели механической замены для жи­вых работников.

Значение бюрократического звена между источником власти - божественным царем - и теми живыми человеческими машинами, что выполняли строительные или разрушительные работы, едва ли можно переоценить; к тому же именно бюрократия занималась сбо­ром ежегодных налогов и податей, которые поддерживали новую социальную пирамиду, и насильственным образом набирали рабочую силу, составляющую основу новой механической фабрики. По сути, чиновничество являлось третьим типом «незримой машины» (можно назвать ее машиной коммуникаций), существовавшей рядом с воен­ной и трудовой машинами и служившей неотъемлемой частью закон­ченной тоталитарной структуры.

Не последней по важности особенностью классической бюро­кратии является то, что она ничего не производит: ее задача - пере­давать без изменений или отступлений приказы, исходящие свыше, из центрального «штаба». Никакие местные сведения или человече­ские соображения, которые могли бы изменить этот неподатливый процесс передачи, не допускаются. Жесткую организацию могут на­рушить лишь коррупция или открытый бунт. В идеале, подобный административный метод требует старательного подавления любых самостоятельных порывов личности, а также готовности исполнять повседневную работу с ритуальной точностью. Как мы уже видели, такой ритуальный порядок проникает в рабочий процесс не впервые; в действительности, представляется в высшей степени сомнитель­ным, чтобы подобного подчинения бесцветному режиму бесконечно­го повтора можно было бы добиться на данном этапе, если бы этому не предшествовала тысячелетняя дисциплина религиозного ритуала.

Бюрократическая регламентация на самом деле являлась частью более общей регламентации жизни, порожденной ориентированной на власть культурой. Ничто так не явствует из «Текстов пирамид», с их утомительным повтором формул, как невероятная способность выносить однообразие - способность, предвосхитившая тот пик все­общей скуки, которого достигла уже наша эпоха. Это тяжкое давле­ние слов - психологическая сторона систематического и всесторон­него давления, породившего и запустившего машину. Лишь те, что оказались достаточно послушными, чтобы выносить такой режим, - или достаточно инфантильными, чтобы радоваться ему, - станови­лись эффективными «винтиками» в человеческой машине на каждой из стадий ее работы, от получения приказа до его выполнения.