Легенды и были об экомобиле

Царицыны «курьезы»

А теперь пришло время рассказать о русской самобеглой коляске, изобретенной Шамшуренковым. Каким он был, крестьянин Яранского уезда Леон­тий Лукьянович, построивший прообраз велосипеда в середине XVIII века, за сорок лет до знаменитого Кулибина?

Изучая архивы, с удивлением узнаем, что раз­менял он тогда уже седьмой десяток лет и изобре­тение это — не первое в его жизни. В 1736 году, в правление Анны Иоанновны, Шамшуренков пред­ставил Московской сенатской конторе рапорт, где изложил идею подъема Царь-колокола. План рас­смотрели. Решением сената изобретатель «обя­зывается к подъему большого Успенского колокола сделать модель». Немедленно.

Проходит год. Подготовка к подъему Царь-ко­локола закончена. И тут происходит ужасное, но, увы, привычное для старой Москвы событие —по­жар. Сильный ветер быстро перебрасывает пла­мя — вот оно достигает Боровицкого моста и пере­кидывается на Кремль. Горящие балки подъемника и столбы навеса, падая в литейную яму, раскаляют металл колокольной отливки. Огонь отчаянно тушат, сбивая гудящие красные языки, а колокол ждет, раскаляясь и тут же охлаждаясь под напором во­ды, на нем появляются трещины, мелкие и частые, будто русла рек на географической карте. Наконец огромный кусок (11,5 т) откалывается, а вместе с ним отпадает необходимость восстанавливать подъ­емную машину.

Неудача только раззадоривает Шамшуренкова. Куда теперь приложить силы? На очереди механи­ческий самокат. Дело «закручивается» более успешно, чем можно предположить, сенаторы хо­тят развлечь русскую императрицу, большую лю­бительницу всяких курьезов... Составлен подроб­ный перечень необходимых материалов: «Испросил Шамшуренков пять пудов сибирского мяхкого же­леза, три пуда стали аглинской самой доброй».

А вот как описывает свое изобретение сам Шам - шуренков, обращаясь в сенат: «Такую коляску он, Леонтий, сделать может подлинно изобретенными им машинами на 4 колеса, с инструментом так, что она будет бегать и без лошади, только правима бу­дет чрез инструменты двумя человеками, стоящими на той же коляске, кроме сидящих в ней праздных людей, а бегать будет хотя через какое дальнее расстояние и не только по ровному местополо­жению, но и к горе, буде где не весьма крутое место».

Время торопит. Скорей, скорей! В распоряжении Шамшуренкова искусные рабочие мастерового двора: кузнецы, токари по дереву и металлу, ме­бельщики, резчики, позолотчики. Всем нашлось де­ло. Работа быстро продвигается.

Уже готова тележная рама с четырьмя ходовы­ми колесами и открытый кузов с двумя удобными сиденьями для пассажиров, так называемых «праздных людей». Шамшуренков позаботился и об удобстве для двух сопровождающих слуг: на слу­чай непогоды и, как тогда выражались, для «закры­тия» людей, приводящих в движение механизмы, изготовлен «лехкий» ящик. Кузов подвешивается к раме на нескольких ремнях, заменяющих рессор­ную подвеску, на задней оси насажены зубчатые колеса двойного приводного механизма, который помещается на специальной небольшой площадке позади пассажирских сидений. К этой же пло­щадке выводятся передаточные тяги механизма рулевого управления, скрепленные с передней осью.

И вот, наконец, остались лишь мелкие работы. Металлические и деревянные детали бережно окра-

Шивают, обивают коляску холстом и ярко, затейли­во расписывают красками.

Принята, принята коляска! Одобрена самим се­натом. Колеса закрутились, развозя «праздных лю­дей». Однако скоро страсти гаснут. Лишь несколько месяцев находилась коляска на Сенатском дворе, затем попала в частные руки, и дальше след ее за­терялся. Но остались чертежи, рисунки, описания, и уже в наше время художник А. Перекальская с любовью восстановила подробности конструкции, вплоть до характера колес и формы кресла.