ИНТУИЦИЯ ПРОТИВ логики? ЗНАТЬ, НЕ ОСОЗНАВАЯ
Содержание книги Парадоксы Науки
Мы подошли, быть может, к самому таинственному из парадоксов,
сопровождающих научное творчество.
Как явствует из предыдущего, развитие науки есть смена парадигм, смена
резко различающихся методов, образцов мышления. Но если так, то переход от
одной парадигмы к следующей не должен поддаваться логическому описанию.
Ведь каждая из них отвергает предыдущую и несет принципиально новый
результат исследования, а его нельзя логически вывести из прежних законов
или теорий, которыми руководствовался ученый мир.
Будь по-иному, научные открытия давались бы столь же легко, как,
скажем, решение обычных задач по курсу, например, физики или математики:
начальные условия даны, формулы и операции с ними (правила логического
вывода) известны. Остальное, как пишут шахматные комментаторы, вопрос
техники. Мы уж не говорим о том, что, если утверждения некой науки можно
было вот так выводить одно из другого, эта наука обратилась бы в
"колоссальную тавтологию".
Мышление, идущее по логически заданным стандартам, называют шаблонным,
имеющим высокую степень предсказуемости. Оно как вода, которая всегда
течет в наиболее доступные места. Поэтому так легко и предвидеть его
результаты. Высшей же ценностью обладают трудно прогнозируемые, почти
невероятные утверждения.
Они выдвигаются и отстаиваются вопреки всякому здравому смыслу, они -
"логические преступления" против этого смысла. И если уж пользоваться
аналогией с водой, то при нешаблонном "поведении" она устремлялась бы в
недоступные пункты: на возвышенности, холмы, пригорки.
Чтобы выведать у природы тайну, как раз и требуется нешаблонное,
алогичное мышление.
Следовательно, истина добывается не только на пути строгих
умозаключений, подвластных логике, но и каким-то иным образом. Каким же?
Особую роль тут играют внелогические механизмы научного поиска:
угадывание, психологическая догадка, наитие и прочие акты мысли,
объединяемые термином интуиция. Что это такое?
Под интуицией понимают способность непосредственного, прямого
постижения истины, которое дается сразу, без видимых рассуждений и
обоснований. Оно приходит столь неожиданно, что исследователь и сам не
ответит, как он нашел результат, затрудняется представить "свидетельские
показания" о процессе творчества. "Я не могу рассказать. - замечает Д.
Пойа, - истинную историю того, как происходит открытие, потому что этого
никто не знает".
Но ученый не знает не только этого. Сделав открытие, он часто бессилен
его доказать, то есть вывести по правилам логики из принятых наукой
положений, опираясь на факты и законы. К. Гаусс заметил однажды, что уже
давно имеет результат, но ему неизвестно, каким путем он сможет до него
дойти. Вообще, как говорят математики, надо угадать теорему прежде, чем ее
доказывать. Этим, кстати, и вызвана одна популярная рекомендация. "Будем
учиться доказывать. Но будем учиться также и догадываться".
Странно и другое.
Вот ученый добыл с помощью интуиции результат.
Как и всякое ценное завоевание науки, этот результат должен быть
развернут в теорию, следовательно, выражен в системе научных понятий и
законов. Однако первооткрыватель не располагает такой системой. Ведь то,
что он получил, представляет принципиально новую теорию, которая требует и
принципиально новых понятий.
А их пока нет, их еще надо создавать.
Как же в таком случае закрепляется добытый интуицией результат?
По признанию многих творцов науки, интуитивное знание находит
оформление в виде чувственных образов, полученных посредством комбинации
восприятий, взятых из прошлого опыта исследователя. Но эти новые образы
пытаются выразить с помощью старых понятий.
Не стоит и доказывать (читатель видит сам), что это достаточно
неопределенное, нечетко понимаемое знание.
О физике В. Томсоне рассказывают, что в периоды творческих поисков
новых решений упругие тела представлялись ему в виде вращающихся
механизмов, соединенных в своеобразные конфигурации, атомы - наподобие
вихревых колец и жидкостей, а световой эфир и того забавнее - как...
мыльная пена.
Даже в математическом творчестве, строгом, лишенном, казалось бы,
образности, широко используются чувственные восприятия, на что обращает
внимание, например, Н. Бурбаки. Он считает (под этим коллективным
псевдонимом выступает целая группа современных французских математиков),
что образ, притом самой различной природы, обогащает интуицию.
Его соотечественники, математик Ж. Адамар и психолог Т. Рибо,
распространили в начале XX века среди крупных математиков анкету с
просьбой рассказать о характере творческого процесса. Многие отметили, что
они мыслят зрительными, реже двигательными образами.
И уже при доведении результата, оформлении для печати используют
символы и слова. Сам Ж. Адамар описал процесс, как он провел
доказательство одной теоремы о числах, используя отнюдь не сами числа, а
такие образы, как точки, пятно и некая бесформенная масса. Все они
представлялись как разделенные то большим, то меньшим пространством.
Итак, добывая новое, интуиция обращается к опыту прошлых восприятий,
организует содержание знаний в чувственные образы крайне произвольных
сочетаний.
В подходящие моменты на помощь приходят понятия, формулы. Конечно, все
это не особенно ясно, во всяком случае, не яснее, чем сама интуиция
Теперь обратимся к несколько иным характеристикам интуитивного знания.
Когда говорят о логических операциях, предполагается, что это
контролируемые сознанием акты мысли, такие, о которых человек способен
рассказать, то есть дать отчет в словах. А если быть более точным, то речь
идет об умении восстановить алгоритм мыслительной деятельности. Что здесь
имеется в виду?
Алгоритмом называется последовательность операций, ведущих к цели,
когда каждый данный шаг однозначно определен предыдущим и предопределяет
последующий. Положим, нам хорошо известно, что и в каком порядке надо
делать, чтобы умножить 17 на 15. Это значит, мы владеем алгоритмом
умножения двузначных чисел, сознательно проводим действие умножения.
Наоборот, интуитивные процессы ученый не может воспроизвести отчетливо,
не может восстановить алгоритма работы мысли, принесшей результат.
Алгоритм уплывает из-под контроля сознания.
Налицо все основания считать, как обычно и делают, логические операции
сознательными, а интуитивные - бессознательными. Вот здесь парадокс
заявляет о себе во всю мощь. Чтобы оттенить остроту ситуации, остановимся
несколько подробнее на том, что же такое сознательное.
Сознание определяется в литературе как осмысление мира и своего места в
нем. Едва ли это краткое описание способно дать четкое представление о
предмете.
Попытаемся его раскрыть.
Говорят так. Сознание можно характеризовать как знание, целесообразную
деятельность и самосознание.
Казалось бы, простой вопрос, что такое знание. Но когда возникла
потребность "научить" электронное устройство распознавать образы, буквы,
слова, то его создатели зашли в тупик. Чтобы распознавать, надо знать А
что значит "знать"? Что значит, например, фразе "Я знаю номер телефона
моего друга"?
В ряде вариантов определения более подходящим представляется следующее.
Знание - это умение однозначно соотнести знак и тот предмет (объект),
который этим знаком обозначается. К примеру, если я каждый раз со словом
"звезда" соотношу один и тот же объект, я знаю, что такое звезда. Заметим,
что в качестве объекта здесь имеется в виду не просто материальный
предмет, а и вся сумма известных о нем сведений. Поэтому знание чего-либо
предполагает не только соотнесение знака и объекта (это лишь узнавание,
элементарная ступенька знания), но и умение знающего предъявить словесный
"портрет" объекта или, как уже отмечалось, способность рассказать о нем в
словах. Вспомним, однако, как нередко, например, студент на экзамене
признается: "Вообще, я знаю это, только не могу выразить".
Знает ли? Ведь знать - это также и понимать.
Впрочем, понимание тоже градуируется. Первый уровень свидетельствует о
способности следить за текстом, не теряя нити рассуждения, второй -
предполагает умение воспроизвести текст, а третий - опровергнуть его.
Так, если на экзамене студент спорит с преподавателем по существу
вопросов, можно надеяться, что он неплохо освоил курс.
Другую характеристику сознания представляет целесообразная
деятельность. Имеется в виду, что человек, поскольку он обладает
сознанием, способен предвидеть результаты своего труда. Скажем, прежде чем
построить дом, он сначала "построит" его в своей голове в виде идеального
образа, модели.
Наконец, сознание есть самосознание, то есть умение человека выделять
себя из окружающей среды, заявлять о своем "я". В этом выражается осознание
личностью факта собственного бытия, то есть того, что она, личность,
существует. Дети, например, до известного возраста (2-3 года) не
говорят о себе в первом лице. Ребенок не скажет: "Я хочу спать". Скорее
использует оборот: "Петя хочет спать". То есть он еще не осознал в полной
силе свою личность и не противопоставляет ее окружению.
Таким образом, отмеченные три характеристики подчеркивают одно, а
именно: сознание связано с умением контролировать мыслительный процесс,
выражать его содержание в словах для себя и передавать другому.
Интуитивному же, бесознательному, во всем этом отказано. Оно
бесконтрольно, не подотчетно воле, с трудом улавливается.
Так что же получается? Выходит, можно иметь знание (завоеванное
интуицией), не осознавая его, проводить мыслительные операции, не отдавая
тому отчета, и фиксируя эти операции в словах или знаках?! Что так
бывает, мы уже отмечали. Поищем свидетелей.
...Венгерский математик Л. Молнар в книге, посвященной исследованию
новых методов счета, рассказывает об одном французском
крестьянине-земледельце XV века, который поражал исключительной
способностью считать, хотя не знал... цифр, то есть не имел отчетливого
понимания производимых операций.
Известны люди, умеющие действовать с дробными величинами (складывать,
вычитать), не зная правил обращения с дробями.
Остается загадкой, да так, видно, и останется ею, как мог Архимед еще
до появления правил извлечения корней извлекать квадратные корни из очень
больших чисел.
Положим, это были свидетельства не стопроцентной гарантии. Но вот
сообщения, полученные из первых рук.
Перед нами признание виднейшего ученого современности М. Борна. "Мой
метод работы состоит в том, - пишет он, - что я стремлюсь высказать то,
чего, в сущности, и высказать еще не могу, ибо пока не понимаю этого сам".
Более того, положение оборачивается полной неправдоподобностью. Факты
показывают (и мы далее увидим это), что до тех пор, пока мысль жестко
контролируется, ей трудно получить что-либо ценное, а вот когда человек
уходит из-под контроля сознания, он скорее становится творцом. Именно так
описал эту дилемму драматург В. Розов. Конечно, речь идет о художественной
деятельности, но она протекает по тем же законам, что и научное
творчество. "Как мне кажется, - пишет В. Розов, - художник мыслит до
момента творчества и после него".
Во время же самого акта творения рефлексии (то есть размышления о
содеянном) быть не может.
Примечательно свидетельство В. Рентгена. В 1896 году, уже после
открытия им знаменитых х-лучей, он имел беседу с сотрудниками одного
американского журнала.
Речь шла как раз о его лучах. Знаменитый ученый по порядку показал
гостям важнейшие опыты, которые привели его некогда к результату, а также
описал то, что он наблюдал в день открытия. На вопрос репортера, что он
подумал при вспышке экрана, возвестившего о новом явлении, В. Рентген
ответил: "Я исследовал, а не думал".
Выходит, что в высших пунктах творческого подъема сознание как бы
перестает служить, а выручает нас, сколь это ни парадоксально, некое
предчувствие истины.
Вообще, замечает канадский физиолог Г. Селье, хотя человек гордится
умом, назвал себя Homo sapiens, тем не менее собачий нюх способен часто
выявить убийцу там, где весь интеллект лучших криминалистов оказывается
беспомощным.
Итак, парадокс: научная, то есть наиболее интеллектуальная,
деятельность оказывается зависимой от весьма неопределенных, едва уловимых
догадок, полунамеков, бессознательного. Недаром ученые всех времен
почитали интуицию как откровение, видели в ней родник идей, питающих наш
изощренный аналитический ум.
Не менее характерны и сетования на то, что острое логическое мышление
скорее мешает, чем помогает, при выдвижении новых теорий, ибо сковывает
воображение.
С интуицией связывают, например, взлет математической мысли, а за нею -
всего естествознания в XVII-XVIII веках. То была эпоха, когда греческий
идеал аксиоматической точности и систематической дедукции поблек, а
набирало силу другое течение. Его пионеры - Д. Кордано, И. Кеплер, Г.
Лейбниц, предавшись подлинной "оргии" интуитивных прозрений, перемешивая
неоспоримые заключения со смелой догадкой, открыли иной математический
мир, полный несметных богатств. Труды естествоиспытателей того периода
поражают безграничной фантазией и выдумкой.
Верно, в XIX веке это "буйство" сменилось сдержанностью и поворотом к
строгому классическому идеалу, но было уже "поздно". Толчок пробудил
глубинные силы, и они приносили все новые плоды.
А ныне другая проблема. Создатели электронного интеллекта явственно
осознают, что его ограниченность заложена как раз в отсутствии у машины
интуиции.
К примеру, живой шахматист в отличие от искусственного использует не
только формальные методы, но и какие-то смутные подсказки, идущие из
глубин подсознания.
Таким образом, как будто напрашивается вывод не в пользу логически
осознаваемой деятельности мышления. Мы обнаруживаем, что научное
творчество в своих решающих пунктах обязано скорее интуитивной догадке,
чем строго контролируемому движению мысли.
И все же не станем спешить с окончательными суждениями. Попытаемся если
не объяснить (объяснения увы, еще не приготовлены наукой), то хотя бы
примерно описать процедуру научного открытия. Притом будем стараться
подходить беспристрастно, не преувеличивая, но и не обедняя той роли,
которая действительно принадлежит интуиции в истории науки.
Прежде всего отметим следующее. Отнесение интуитивных процессов к
бессознательным не предполагает намерения подчеркнуть их второсортность
или отдать во власть низших отделов мозга. Нет, это проявления
деятельности его тех же высших этажей, которые обеспечивают
функционирование и логических механизмов, но деятельности особого покроя.
Характеризуя работу мозга, в нем выделяют область так называемого
"краевого сознания". Здесь сосредоточена основная масса сведений, в
настоящий момент не вовлеченных в дело, не принимающих активного участия в
научном поиске. Собственно, это и есть бессознательное. Но оно
непосредственно соприкасается с сознанием, находится в его распоряжении, в
конечном счете обслуживает его.
Информация, которую хранит наш мозг, весьма обширна. Понятно, что
сознание не в силах охватить ее всю одновременно. Поэтому оно вынуждено
оказывать ей внимание поочередно, выделяя каждый раз какую-то определенную
порцию. Все же остальное остается за его границами, но в любой момент
готово появиться в "поле" сознания, то есть быть втянутым в сознательный
поиск.
Вместе с тем очевидно, что в сфере бессознательного также идут
поисковые процессы, возникают новые представлении, идеи. Они сталкиваются
между собой, переплетаются, благодаря чему рождаются новые сочетания, то
есть новые образы и комбинации идей. Но об этом будет особый разговор.
Сейчас же важно отметить, что непроходимой перепонки между сознательными и
интуитивными актами мысли нет.
В соседстве с термином "бессознательное" мы часто можем встретить также
выражение "неосознаваемое".
Его использованием удается провести менее резкую грань с сознательным.
Действительно, в момент произнесения настоящей фразы я еще не осознаю,
какой будет следующая. Но ведь в нужное время она откуда-то берется?!
Объясняя это, допускают возможность ее предварительной организации уже на
досознательном уровне, то есть в момент, предшествующий ее проявлению в
сознании.
Широко употребляется и термин "подсознательное", оттеняющий
психологически-эмоциональное в мысли.
Правда, с ним ассоциируется обычно, хотя и незаслуженно, нечто
принципиально отделенное от сознания, не способное проникать в него, ни
даже с ним взаимодействовать.
Говорят также и о "надсознательном", желая указать на то, что научное
открытие "открывает" такое, чего никогда не было. Между тем как
бессознательное (тем более неосознаваемое) хранит уже накопленный,
фиксированный мозгом опыт.
Таким образом, точнее всего положение дел отражает термин
"бессознательное", а другие, проясняя ситуацию, помогают ему.
Поиск истины протекает в смене дополняющих друг друга логических и
интуитивных процедур мысли. Большинство исследователей сходятся на том,
что научное открытие нельзя объяснить только одним рядом указанных
факторов, ибо творчество есть счастливое соединение логически
дозированных, четких рассуждений с интуитивными прозрениями, холодного
расчета - с опрометчивыми просчетами.
На пути к открытию высятся четыре вехи, обозначающие заметные отрезки
этого движения. Они известны как:
1) подготовка,
2) инкубация,
3) озарение
и 4) доведение результата.
Читатель догадывается, верно, что мы собираемся провести его дорогой поиска, поэтапно вглядываясь в лабораторию творческой мысли.
Содержание книги Парадоксы Науки
