Возвышающий обман — кончаловский андрей сергеевич, стр. 3
Либо возвышающий обман может принимать вид искренних слез благодарности в ответ на нахальный подхалимаж, на бесцеремонную лесть. Когда мамы хвалят ее малыша, это нередко ересь, но мама всегда готова веровать! Это обезоруживает. Людям охото казаться лучше, чем они есть по сути.
Влюбленность – тоже обман. Либо самообман. Мы влюблены до того времени, пока обманываем себя, идеализируем объект наших эмоций. А идеализация – это исключение негативных черт, другими словами возвышающий обман. Влюбившись в даму, мы лицезреем ее безупречной, а позже, когда любовь проходит, не только лишь уродкой, но монстром, чудищем, что, очевидно, неправда. Это тоже иллюзия.
Любовь, естественно, не тождественна влюбленности. Можно обожать человека и со всеми его недочетами, можно даже недочеты принимать как плюсы.
Любовь как определение чувства тоже исторически появилась как метаморфоза плотского влечения, равномерно соединяясь с началом духовным. Позднее, в христианском мире, все, относящееся к плоти, объявлялось греховным и поэтому нуждалось в духовном противовесе, в возвышении чувства, в придании ему некоторого божественного начала, воспаряющего над грехом вожделения. В странах Востока любовь идеализировалась обожествлением сексапильного акта, как такого. «Кама сутра», известнейший из трактатов о любви, призывал узнавать ее потаенны, совершенствоваться в технике соития, позволяющей открыть высшие формы жизни духа.
Самый возвышающий из всех возвышающих обманов – искусство.
Не многие из живописцев ставили собственной целью привести человека к депрессии. В разговоре с искусством человек желает обрести надежду. Искусство без надежды не завлекает его. Не говорю о катастрофы; надежда, которую дает она, не в обретенном героями счастье, а в утверждении силы людского духа, готовности на погибель во имя правды. К надежде катастрофа ведет через катарсис. Но большая часть зрителей предпочтет площадную комедию высочайшей катастрофы: ее путь к надежде еще более прост, очевиден и всем понятен. Человек вроде бы высится духом без издержки духовных усилий.
Ну, конечно, кино тоже обман. Величавый обман. Эйзенштейн, как говорят, обожал начинать свои лекции с того, что кино – обман по собственной природе. Человек задумывается, что ему два часа демонстрируют кино, а ему половину сих пор демонстрируют черную шторку, перекрывающую объектив проектора, пока грейфер ставит перед ним последующий кадрик. Но это, так сказать, обман технологический. Дело техников: как одурачить зрителя, чтоб движение имело иллюзию реального. Дело художника: как одурачить зрителя, чтоб сыгранные чувства они приняли за подлинные, поверили в правду мира, рожденного авторским воображением.
В этой книжке, продолжающей «Низкие истины», я возвращаюсь снова к началу собственной биографии, сейчас биографии творческой, говорю о собственных фильмах, планах, сценарных проектах, работе в театре и даже в площадном искусстве.
Обычно, мы убеждены, что мир является таким, каким мы его лицезреем. Нам редко приходит в голову идея: «А может быть, все, что я вижу, на самом деле совсем не так?» Наши заблуждения часто проистекают из веры, убеждений, а вера, пусть и не соответственная правде, дает энергию. Толстой называл это «энергией заблуждения».
Художнику свойствен некоторый эталон, а эталон – это уже само по себе вещь мистическая. Достоевский гласил, что, если б пришлось выбирать меж Христом и правдой, он бы остался с Христом. Другими словами, ему все равно, как его эталон отвечает правде. Лучше заблуждение, если оно дает внутреннюю опору, становится путеводной звездой, компасом. Не принципиально, придем ли мы к цели; главное – не сбиться с пути.
Эталоны и есть возвышающий обман. Любые эталоны. В силу уже 1-го того, что они эталоны.
