Миф машины Техника и развитие человечества

Влияние сада

Средоточием всего процесса одомашнивания являлся сад - он служил мостиком, соединявшим вечную заботу о саженцах и избирательное культивирование клубней и деревьев с прополкой сорняков и выса­живанием ранних колосящихся однолетних растений - таких, как эммер15, однозернянка и ячмень. Массовая культивация злаков - кульминационная точка в этом длительном экспериментальном про­цессе; и как только этот шаг был совершен, хозяйство обрело твер­дую почву под ногами.

Первое успешное окультуривание злаков не могло бы произойти на лугах или в болотах Ближнего Востока. С помощью существовав­ших тогда орудий - например, неолитического топора, - было гораз­до легче вырубить в лесу поляну, чем удалить массивные корни трав на открытой равнине: всякому, кто хоть раз пытался справиться с такими корнями стальной мотыгой или лопатой, известно, почему. Оукс Эймс упоминает, что в Новой Гвинее используют палку - копалку длиной от десяти до четырнадцати футов, чтобы измельчить неподатливый дерн, причем орудуют ею восемь мужчин; хотя подоб­ные коллективные усилия могли частично компенсировать отсутст­вие хороших орудий, совершенно очевидно, что такой метод требо­вал слишком больших затрат энергии, чтобы получить повсеместное распространение.

Поскольку первые сады, должно быть, возникли из обыкновения охранять клочки земли, где произрастали дикие растения со съедоб­ными листьями или плодами, древнейшим садам, как указывает Эд­гар Андерсон, наверное, была свойственна некоторая доля дикости: он наблюдал это на примере крайне разнообразных и беспорядочно разбитых садов в современных мексиканских деревушках. В подоб­ных неолитических садах выращивалось множество разных ботани­ческих видов: одни уже находились на пути к окультуриванию, а другие оставались сорняками, причем те растения, которые больше всего напоминали самые окультуренные сеянцы, часто и принимали за желаемый вид (такое нередко случается и сегодня с садоводами), - так что этот смешанный сад представлял собой особенно благодат­ную среду для всяческих скрещиваний, зачастую с помощью «добро­вольцев».

На ранней стадии культивации для поддержания плодородия земли не требовалось никакой скотины: если выжигания и удобрения навозом было мало, люди просто перемещались в другое место и вы­рубали новую поляну. Если верить трезвой реконструкции Андерсо­на, в неолитическом саду произрастали пригодные в пищу растения, приправы, ароматические и лекарственные травы, полезные волокна, цветы, ценившиеся за яркие краски, запах, прекрасную формы или значимость для религиозного ритуала, а также, подобно некоторым видам - как, например, настурция, - в равной степени за пищевые качества салатной зелени и за красоту. Следует отметить чрезвычай­ное разнообразие и отсутствие специализации, заботу скорее о каче­стве, нежели о количестве; и, возможно, не случайно некоторыми из полезнейших культивировавшихся растений оказывались те, что по­началу, наверное, были выбраны за яркие цвета - например, горчица, тыква, перечное дерево, бобы, дикий горошек, - или даже за их запах, как большинство ароматических растений.

Андерсон, отделяя садовую культуру от полевой, даже отожде­ствляет последнюю с явным отсутствием интереса к цветам и декора­тивным растениям. Ограничив наши представления об окультурива­нии растений исключительно злаками, мы совершенно упустили бы из виду эту жизненно важную эстетическую сторону земледелия, за­трагивавшую не только окраску и форму цветов, но и целое множест­во тонких вкусов и запахов, - настолько отличающихся от резкого запаха животной пищи, что многие вегетерианские народы, напри­мер, японцы, находят отвратительными телесные запахи, исходящие от европейцев-мясоедов. Хороший вкус - по крайней мере, прояв­ляющийся в одежде и еде, - несомненно, имеет неолитическое про­исхождение.

Из Индонезии, где, вероятно, впервые возникло тропическое са­доводство, целый ряд неолитических изобретений, основанных на применении бамбука, по-видимому, распространился на весьма зна­чительную часть мира, пусть даже глина, камень и металл не сдела­лись главными элементами прогрессивной технологии. Альфред Рас­сел Уоллес, впервые исследовавший Малайский архипелаг, указывал множество примеров использования одного только бамбука: «...расщепленный и тонко нарезанный, [он] служит прочнейшим ма­териалом для корзин; курятники, клетки для птиц и конические ры­боловные неводы очень быстро изготовляют из одного - единственного бамбукового сочленения. Вода поступает к домам по небольшим акведукам, сделанным из огромного бамбука, разрублен­ного пополам и укрепленного на перекрещенных палках различной высоты так, чтобы сохранялся определенный угол наклона. Единст­венные сосуды для воды, какими пользуются даяки, - это длинные тонкие стебли бамбука... Кроме того, они служат превосходной ку­хонной утварью: в них отлично варятся овощи и рис». К перечислен­ным способам применения бамбука можно также добавить и многие другие, придуманные японцами и китайцами; в частности, в Китае из бамбука делают трубопроводы для природного газа.

Итак, задолго до массовой и систематической культивации по­лей, на маленьких садовых участках человек стал намеренно высажи­вать первые съедобные растения, собирать урожай, а излишек семян

Вновь засевать. Широкое распространение бобовых и кабачков с тык­вами говорит о древности такого способа ведения хозяйства. К тому времени, когда появляются внятные документальные свидетельства (возможно, это было спустя четыре или пять тысяч лет после послед­ней фазы ледникового периода, за три или четыре тысячи лет до воз­никновения городов в Месопотамии), человек уже окультурил основ­ные съедобные и волокнистые растения, а некоторые съедобные рас­тения, вроде СатеИпа («золото наслаждения»), ныне не культиви­рующиеся, использовались в ту пору для изготовления масла. Лен тоже, наверное, выращивали ради семян, из которых выжимали мас­ло, задолго до того, как догадались изготовлять из его волокон льня­ную нить; возможно, бытовавший среди русских крестьян обычай приправлять картошку льняным маслом отражает неолитическую практику.

Полноценное питание, появившееся с окультуриванием злаков и приручением животных, было бы невозможным для людей, кормив­шихся исключительно плодами собственного огорода. Но поскольку древние сады отличались разнообразием и качеством урожая, постав­ляя на стол человека множество витаминов из свежесрезанных листь­ев и свежесобранных ягод, - все это восполняло недостаток количе­ства; и впервые в истории неолитические народы получили хорошо сбалансированную диету, поддерживавшуюся круглый год благодаря тому, что некоторые плоды и коренья можно было засушивать и дол­гое время хранить.

Я уже подчеркивал положительное воздействие таких операций, как обтесывание и перемалывание, на привыкание неолитических земледельцев к монотонному труду; теперь же следует уравновесить эту характеристику, вспомнив, что органические процессы - и, не в последнюю очередь, выращивание растений, - полны едва заметных изменений, зачастую ставя неожиданные проблемы перед человеком. Таким образом, если требуется постоянная наблюдательность, то не­обходима и известная чуткость к малейшим переменам; и это имело особенное значение во время первых стадий одомашнивания и акк­лиматизации.

На тесном садовом участке «перенаселение» растениями приве­ло бы к уменьшению урожая, а чрезмерный простор мог бы излишне благоприятствовать появлению сорняков; поэтому избирательность являлась непременным условием достижения и сохранения разнооб­разия. Защита излюбленных растений была значительным элементом более общего стремления охранять, пестовать и лелеять силы жизни. Если охота - по определению хищническое занятие, то садоводство - занятие симбиотическое; и в вольном экологическом облике раннего сада взаимозависимость живых организмов стала зримой, а прямое участие человека в его существовании послужило условием его пло­доносности.

За всеми многообразными изменениями в окультуривании стоя­ла внутренняя перемена, смысл которой исследователи древнего че­ловека постигали очень медленно, как будто неохотно: это была пе­ремена, произошедшая в мышлении самого человека и перенесенная на формы религии, магии и ритуала задолго до того, как люди научи­лись извлекать из них хоть какую-то практическую пользу, - переме­на заключалась в осознании сексуальности как главнейшего проявле­ния самой жизни и особой роли женщины как в осуществлении, так и в воплощении сексуального наслаждения и органического плодоро­дия.

Такая сексуальная трансформация, такая эротизация жизни еще давала о себе знать в ранних египетских и шумерских легендах: Эн - киду16 пришлось хитростью отвлекать от его варварского холостяц­кого увлечения охотой, для чего послали городскую блудницу, чтобы она зачаровала и соблазнила дикого человека. Однако к тому време­ни, когда сексуальность нашла отражение в ритуале или сказаниях, многие из ее незасвидетельствованных аспектов, вероятно, уже ис­чезли То, что документально зафиксировано, - это обряды, связан­ные с Осирисом, или священный ритуальный союз Царя и Богини в обличье жрицы, который совершался на вавилонском празднестве Нового года А другой обряд - эллинские оргиастические пляски обе­зумевших женщин из свиты Диониса - вероятно, указывает на какое - то более древнее проявление культа плодородия.