Миф машины Техника и развитие человечества

Рождение человеческого языка

Биография Хелен Келлер - глухонемой, чье раннее развитие натолк­нулось на такие препятствия, что едва не привело к нервному срыву, отчасти проливает свет на происхождение языка Хотя об этом часто писали, для нас здесь все-таки важно рассказать ее историю еще раз Почти семь лет она жила в темноте и интеллектуальной изоляции, не только лишенная каких-либо подсказок относительно окружающего мира, но зачастую и полная ярости из-за своей неспособности выра­зить или выплеснуть собственные чувства. Между нею и внешним миром не проходило никаких внятных сообщений - ни с одной, ни с другой стороны (Подобное состояние недавно исследовалось экспе­риментально в лабораторных условиях, и выяснилось, что если даже такое слепое, беззвучное существование, когда невозможно ни полу­чать, ни передавать сообщения или сенсорные подсказки, длится не­долго, оно может привести к быстрому коллапсу личности )

А затем для Хелен Келлер наступил тот знаменитый момент, ко­гда она неожиданно смогла связать ощущение воды с символически­ми легкими ударами учителя по ее ладони Так ей внезапно откры­лось значение слова: она научилась связывать символы с различными предметами, ощущениями, действиями, событиями. Безусловно, к этому моменту применимо ставшее банальным понятие «прорыв».

Никто не дерзнет даже предположить, где, когда или как про­изошел подобный прорыв в развитии человека, или, быть может, сколько раз открывавшийся путь заводил в тупик, отшвыривая его назад, в полном замешательстве Правда, до возникновения речи че­ловеку было лучше, чем Хелен Келлер: ведь его уши слышали, а гла­за видели, и вещи вокруг него имели смысл уже до того, как их окры­лили слова

С другой стороны, у первобытного человека не было огромного преимущества маленькой Хелен - разумного присутствия других лю­дей, в совершенстве владевших искусством пользоваться символами и знаками, как с помощью жестов и прикосновений, так и с помощью звуков. Так что если в грубом приближении приравнять первона­чальное состояние человека к ее положению, то можно взять на себя смелость высказать догадку, что в некий сходный момент (собствен­но, под этим «моментом» имеется в виду бесчисленное множество моментов, возможно, длившихся тысячи и тысячи лет) он испытал сходное озарение и, подобно Хелен, был ослеплен новыми возмож­ностями, которые открывали перед ним слова. Когда простые живот­ные сигналы стали превращаться в сложные человеческие сообще­ния, расширился весь горизонт существования.

Оценивая этот последний шаг, сделавший возможным полно­ценный и непрерывный диалог между человеком и миром, где чело­век обитал, а также между различными членами общины, не следует забывать и о стойкости более ранней фазы, о которой я говорил вы­ше. Я имею в виду основополагающую потребность в аутистиче­ском выражении - внешнее проявление напряженной нервной дея­тельности человеческого организма и его повышенную отзывчивость. Как проницательно указал Эдвард Тайлор много лет назад, эту по­требность в устном выражении замечательно иллюстрировал случай Лоры Бриджмен, так как, «будучи не только глухонемой, но и сле­пой, она даже не могла имитировать слова, видя, как они произносят­ся. И все-таки она издавала звуки - например, «хо-оф-ф» означало удивление, а знаком удовольствия служило нечто вроде кудахтанья или хрюканья. Когда ей не хотелось, чтобы ее трогали, она фыркала. Учителя отучали ее издавать нечленораздельные звуки; однако ей они доставляли огромную радость, и порой она запиралась где - нибудь и наслаждались звуками до пресыщения.»

Оставалось совершить последний шаг; однако он занял столько времени, что его результаты возымели действие задолго до того, как пришли в столкновение с сознанием. Это был переход от символиче­ской передачи непосредственно воспринимаемых предметов и собы­тий к созданию новых сущностей и ситуаций в уме, путем чистой манипуляции символами. После этой позднейшей перемены носите­лями смысла стали уже не отдельные слова или фразы, а структуры, образованные словесными сочетаниями, которые разнились в зави­симости от говорящего, от ситуации и от содержания.

Главным магическим свойством речи было то, что отвлеченные звуки оказались способны вызывать в памяти живых людей конкрет­ные места и предметы; однако еще более могущественная магия за­ключалась в том, что те же самые или сходные звуки, иначе органи­зованные, могли воскрешать в сознании давно совершившиеся собы­тия или отражать абсолютно новый опыт. Это был переход от замк­нутых кодов животного мира к открытым человеческим языкам; он сулил бесконечные возможности, которые наконец встретились с неисчерпаемыми возможностями самого человеческого мозга. Когда язык достиг этой точки, и прошлое, и будущее сделались живой ча­стью настоящего.

По мере развития языка главные сопутствующие ему черты - ау­тистическое выражение, родовое и социальное единение, разумное общение, - укреплялись и взаимодействовали; в живой речи они и по сей день почти нерасторжимы, хотя в практических целях передачи информации первые три компонента сводятся к минимуму или вовсе исчезают. Изначальный экспрессивный аспект языка, который до сих пор дает о себе знать в окраске, тоне, ритме и ударении слов, прояв­ляется только в устном общении; и исчезли бы некие весьма сущест­венные свойства самой природы человека, если бы, предпочтя одно­стороннее общение и прагматичный упор на абстрактную мысль, он потерял связь с теми частями своей природы, которые не подвластны подобным превращениям.

А сколь важна для развития человека была эта потайная область выражения! В начальном формировании человеческого характера, в установлении групповой идентичности и в создании осознанной сплоченности, которая уже не зависела единственно от кровного род­ства или проживания сообща в определенной местности, роль поня­тийного мышления была довольно незначительной Функция языка, способствующая развитию и утверждению полноценного человече­ского «я», утрачивается при любом сведении речи к простой комму­никативной системе. Языки, при всем их богатстве абстрактных по­нятий, по сей день обнаруживают следы своего первоначального предназначения - упорядочивания бессознательного, утверждения связного и устойчивого социального порядка, совершенствования социальных связей

Полезно обратить внимание на то, как тончайшие градации тона и произношения, пронизывающие все слова и предложения, характе­ризуют любую «замкнутую группу», будь то племя, каста, деревня, регион или народ; между тем, владение особым словарем быстро вы­являет статус и занятие человека, не требуя дополнительных свиде­тельств. Ни одно другое искусство не в силах соперничать с речью, которая требует посильного вклада от каждого члена группы ни од­но другое искусство не выражает индивидуальность столь же опре­деленно и столь же экономично.

Хотя птицы подают голосом сигналы, прогоняя чужаков со сво­ей территории, язык долгое время служил человеку объединяющим

Посредником, помогавшим отдельным общинным организациям держаться вместе. В языковом отношении каждая группа окружена невидимой стеной молчания в образе иной языковой группы. Множе­ственность существующих языков и диалектов (в общей сложности около четырех тысяч), несмотря на объединяющие факторы вроде торговли, транспорта и путешествий, заставляет предположить, что экспрессивная и эмотивная функции языка были не менее важны для возникновения культуры, чем функция сообщения: хотя бы потому, что они не давали человеческим способностям затухнуть под влияни­ем механизации. Поэтому всякий политический завоеватель стремит­ся в первую очередь принизить родной язык завоеванного народа; и наиболее эффективное средство защиты от подобного принижения (впервые об этом сказал Руссо) - возрождение национального языка и литературы.