Миф машины Техника и развитие человечества

Почитание животных

Как теперь показывают археологические находки, одомашнивание стадных животных происходило на том же уровне, что и сельское хозяйство, основанное на засевании семян, и одно едва ли было бы возможным без другого, хотя со временем скотоводство распростра­нилось и на обширные луга, выделившись в особую кочевую культу­ру. Карл Сауэр приводил убедительные аргументы, доказывая, что смешанное земледелие предшествовало пастушескому образу жизни, а за отсутствием противоположных свидетельств его доводы пред­ставляются решающими.

Но здесь опять-таки представляется сомнительным, чтобы пер­вые шаги в сторону одомашнивания животных были совершены бла­годаря какому-то стремлению увеличить запасы продовольствия. Как это было и с более ранним приручением собаки и свиньи, даже при­носимая ими польза - пожирание отбросов, - должно быть, имела второстепенную важность по сравнению с игровыми отношениями товарищества, какие до сих пор существуют у австралийских абори­генов с опоссумами и кенгуру. Что касается таких чрезвычайно по­лезных животных, как бык, овца и коза, то, быть может, поначалу человек увидел в них выразительные символы половой мощи, на­шедшие отражение в религиозных и магических ритуалах.

Эрих Айзек отмечал, что «...ввиду большого размера и свирепо­сти животных, первые люди, приручавшие их, должны были обла­дать мощным стимулом для преодоления всех трудностей, сопутст­вующих этой задаче. Маловероятно, чтобы стимул носил экономиче­ский характер, поскольку нельзя было заранее предвидеть, для каких целей удастся приспособить то или иное животное, а единственная очевидная польза - поедание мяса, вовсе не подразумевала, что, пой­мав животное, человек станет долго держать его живым в плену, да вдобавок кормить его... Наиболее убедительное объяснение предло­жил Эдуард Хан, который высказал догадку, что тур, или первобыт­ный бык, был одомашнен по религиозным, а не по хозяйственным причинам. И хотя остается неясным, почему тур наделялся религиоз­ным значением, возможно, это было связано с рогами животного, соответствовавшими, согласно поверьям древних, рогам Луны, кото­рая, в свой черед, отождествлялась с Богиней-Матерью». Хатхор, египетская лунная богиня, имела обличье коровы. Задолго до того, как в Египте появился ее культ, на стенах одной палеолитической пещеры появилось изображение человеческой фигуры, держащей рог в форме полумесяца.

Если миф о Великой Матери превозносил сексуальную мощь, то очевидно, бык являлся воплощением и сексуальности, и мощи: дос­таточно лишь взглянуть на его могучую грудь, огромные семенники и неожиданно, словно копье, выскакивающий детородный член. В позднейшие века бык появлялся как символ, обозначающий царя, - например, на плите Нармераь; к тому же, в исторические времена быка часто приносили в жертву вместо Божественного Царя. Если в неолитической культуре высшим проявлением женского владычества было убийство или оскопление мужчины, то одомашнивание тура можно объяснить как защитную меру, принятую мужчиной, чтобы животное стало заместительной жертвой взамен него самого. Нельзя оставлять без внимания тот факт, что главные мифы позднейших времен, связанные с плодородием, вроде мифов об Осирисе или о Дионисе, повествовали об умерщвлении и жестоком расчленении тела мужского божества, чья смерть и воскресение порождают расти­тельную жизнь.

Итак, вполне вероятно, что приручение животных началось с ловли баранов и быков ради ритуальных целей, подразумевавших жертвоприношение. По-видимому, одновременно стали использовать

- тоже в религиозных целях - излишки молока от овец и коров, необ­ходимого для прокорма потомства захваченного скота. Выхаживание молодняка, с которым обращались как с «членами семьи», как с ор­ганичной частью домашнего хозяйства, возможно, усилило общий процесс смягчения нравов: это было нечто вроде истории с Ремом и Ромулом, только наоборот. Сохранение мочи и испражнений свя­щенных животных, по сей день практикующееся в Индии, вероятно, имело то же самое религиозное происхождение. Хокарт, вслед за Ха­ном, не преувеличивает, когда утверждает, что «...унавоживание... трудно объяснить с точки зрения так называемых «рациональных причин»... Возможно, впервые навоз стали разбрасывать по полям в качестве очистительного жизнеподателя».

И здесь снова, подобно произошедшему с доением, практика, возникшая как религиозный ритуал, принесла результаты, вероятно, не укрывшиеся от внимания неолитических культиваторов, задолго до того, как их ценность для сельского хозяйства была столь хорошо осознана, что земледелец в аккадской поэме24 приветствует выпас чужого скота на своем необработанном участке. Даже поедание до­машних животных поначалу, наверное, имело религиозный смысл, отличный от поедания охотничьей добычи или пойманной рыбы: при этом человек поедал тело и кровь бога, или, по крайней мере, замес­тительной жертвы вместо бога.

Когда одомашнивание животных достигло той стадии, на кото­рой человек использовал их молоко, кровь или мясо, появился обы­чай, порожденный непосредственно ритуальным жертвоприношени­ем: намеренное хладнокровное убийство своего товарища по играм, спутника и друга. Лишь собаке и лошади, древнейшему и поздней­шему из всех одомашненных животных, как правило, удавалось избе­жать этой печальной участи, - хотя в Мексике и собака ее не избежала.

Цивилизованный человек, которому приручение животных дол­гое время было на руку, привычно закрывает глаза на эту уродливую практику. Когда охотник уходит за крупной дичью, он часто рискует жизнью, чтобы добыть пищу: но скотовод и его потомки ничем не рискуют, кроме собственной человечности. Такое хладнокровное убийство, такое подавление жалости к существам, которых человек кормил и защищал, даже лелеял и любил, по сей день остается не­приятной оборотной стороной одомашнивания, стоящей в одном ря­ду с человеческим жертвоприношением. И этот обычай послужил дурным прецедентом для следующей стадии человеческого развития; ибо, как показали проведенные Лоренцем наблюдения за кроликом и голубем, жестокость и садизм цивилизованного человека и вновь и вновь, превосходили аналогичные качества плотоядного зверя. Из­вестно, что дьявольским сообщником Гитлера в его массовых пытках и истреблении человечества был пресловутый «добропорядочный семьянин».

Первоначально сексуальные и религиозные побуждения одо­машнивания животных подкреплялись механическими изобретения­ми, которые во многих частях света оказались полезными, и к тому же, весьма существенными, для культивации семян. Знаменательно, что, насколько известно, впервые скотину стали запрягать в сани или повозки именно в религиозных процессиях; кроме того, самыми древними из сохранившихся перевозочных средств были не кресть­янские телеги и даже не военные колесницы, а похоронные дроги, найденные погребенными вместе с тягловыми животными и слугами в царских гробницах в Кише, Сузах и Уре. Так и плуг, указывает Хо - карт, вначале мог служить исключительно религиозным инструмен­том, влекомым священным быком, которого вел жрец: проникая сво­им маскулинным орудием в чрево Матери-Земли, он подготавливал почву к оплодотворению; так что сады и поля, прежде обрабатывав­шиеся с помощью палки-копалки или кирки и еще не тронутые ника­ким плугом, остались в выигрыше от такого ритуала. «Плуг с момен­та своего возникновения, - вновь замечает Айзек, - ассоциировался со скотиной, исполнявшей ритуальную роль.»

Как и любой другой аспект культуры, одомашнивание являлось процессом кумулятивным; и, исследуя все изменения, порожденные этим новым образом жизни, следует уделять должное внимание не только новшествам, но и пережиткам, а также не забывать о тех куль­турах, в которых новый комплекс установлений отсутствовал. В Шу­мере, несмотря на огромные урожаи зерновых, животноводства было недостаточно развито, чтобы досыта накормить людей мясом. Как замечает С. Н. Крамер, «...сохранились тексты, где говорится о по­ставках оленей, диких вепрей и газелей», - и этому не стоит удив­ляться: ведь и сегодня в определенные сезоны на фешенебельные столичные рынки Лондона или Парижа привозят оленину, куропаток и зайцев.

Впрочем, хотя доколумбовские народы Нового Света одомаш­нили собак, морских свинок, лам и викуний, у них так и не сложилось того смешанного земледельческого хозяйства, какое мы замечаем в Старом Свете; в результате, по словам Гертруды Леви, неудача «...лишила эти народы полутонов пастбища и овчарни... объединив­ших в себе защитную роль Богини-Матери с глубоко укорененным в памяти культом зверей, на которых велась охота».