Миф машины Техника и развитие человечества

Пик одомашнивания

Чрезмерно материалистические заботы нашей собственной эпохи, ее нетерпеливые попытки превратить бедные, малоприбыльные хозяй­ства в изобильные промышленные гиганты вводят нас в соблазн рас­сматривать весь процесс окультуривания как более или менее созна­тельное стремление увеличить запасы пищи. И лишь с большим запо­зданием до немногих ученых дошло, что первобытный человек от­нюдь не глядел на мир с такой точки зрения; первичное побуждение для нас, в его жизни играло лишь второстепенную роль (если вообще играло).

Реконструируя процесс окультуривания, нам следовало бы рас­сматривать осознание сексуальности, носившее прежде всего религи­озный характер, как господствующую побудительную силу во всех этих переменах; исходя из позднейших данных, мы можем с доста­точной правдоподобностью воссоздать некий религиозный культ, превозносивший женское тело и его сексуальные функции как выс­ший источник всякой созидательности и плодородия. Как я уже от­мечал, первые свидетельства такого повышенного осознания сексу­альности, наверное, приняли форму палеолитических изваяний из слоновой кости, в которых все женские прелести были особо под­черкнуты и увеличены. Но до наступления исторической эпохи в по­добных изображениях и мужчина, состоящий с женщиной в паре, и ее ребенок отсутствуют: они появляются впервые в Иерихоне, где, по словам Эриха Айзека, «...встречаются священные фигурки по трое: мужчина, женщина и ребенок».

С окультуриванием растений особые сексуальные характеристи­ки женщины приобрели символическое значение: начало менструа­ций, знаменующее наступление половой зрелости, разрыв девствен­ной плевы, проникновение во влагалище, кормление грудным моло­ком делают ее жизнь прообразом остального творения. Все эти собы­тия, будучи сгущенными и увеличенными, становились священными. Интерес к центральной роли женщины усиливал и осознание пола во многих других отношениях.

Птицы, почти отсутствующие в наскальных изображениях на стенах пещер, водились повсюду в тропических краях и быстро раз­множались в умеренном поясе, на полянах, где росло множество ягодных кустов и виноградных лоз. Птицы стали символом человече­ской сексуальности в силу своего добрачного охорашивания и уха­живания, способствовали этому и их аккуратные гнезда, служившие постоянными жилищами, их призывы и песни, их неустанная забота о яйцах и неоперившихся птенцах. Вполне возможно, что перья, ко­торые оставались, наряду с цветами, основной формой украшения тела в Полинезии, остатки этого древнего отождествления человека с птицей и осознания роли красоты в сексуальной активности. Быть может, птичья песня некогда и пробудила в человеке дремавшие му­зыкальные способности.

Одной из примет окультуривания, еще заметной в искусстве, яв­ляется та роль, которую и птицы, и насекомые начинают играть в человеческом воображении; возможно, такой интерес пробудился потому, что одни играют важную роль в разбрасывании семян, а вто­рые - в опылении однолетних растений. Превращение жука из ли­чинки в крылатое существо сделалось символом преображения и ос­вобождения человеческой души; а египетские живописные изобра­жения птиц могут соревноваться с изображениями Одубона как по наблюдательности, так и по красоте. В египетской религии огромную роль играли божества с головами ястребов и ибисов; а в далекой Си­бири обнаружено высеченное на каменной глыбе изображение (кото­рое один русский археолог датировал 3000 г. до н. э.) птичьих голов; между тем, появление крыльев у древних фигурок людей и богов указывает на более позднюю ассоциацию птичьего полета с властью и с быстрым сообщением. Аристофан небезосновательно выбрал птиц для того, чтобы символизировать оба эти качества в своей ко­мической Тучекукуевской утопии.17

Неотделимость птиц и насекомых от культивации садов и полей, необходимость птиц для того, чтобы не допустить чрезмерного раз­множения насекомых (вроде саранчи, набеги которой до сих пор слу­чаются в Месопотамии), должно быть, обнаружили древние культи­ваторы, узнавшие также, как улучшить урожай финиковых пальм, вручную удобряя вокруг них почву.

Повышенное осознание женщиной своей сексуальной роли на­делило ее не только новым чувством достоинства - ведь она была уже не просто терпеливой спутницей охотника в походах, занятой грязной работой, разрывающей и пережевывающей кишки животных для изготовления нитей, выделывающей и сушащей шкуры; а благо­даря воображению, это осознание проникало в другие ее занятия - например, лепку ваз, окрашивание тканей, украшение тела, облаго - роживание воздуха ароматом цветов.

Разумеется, тот лунный ритм, который управляет менструаль­ным циклом женщины, был перенесен и на культивирование расте­ний: по сей день примитивные земледельцы во всем мире благочес­тиво оглядываются на фазы Луны. Если Александр Маршак был прав, истолковав сделанные тридцать пять тысяч лет назад надписи на древних костях северного оленя, как лунный календарь в соответ­ствии со сходными значками в азильской наскальной стенописи - то это лишь подтверждает мнение, что начальные шаги, приведшие к окультуриванию, восходят к стадии собирательства.

Мир растений был миром женщины. С гораздо большим основа­нием, чем все ссылки на сельскохозяйственную или городскую рево­люции, можно назвать эту важную перемену, послужившую прелю­дией дальнейшим изменениям, которые повлекло за собой окульту­ривание, сексуальной революцией. Все повседневные дела человека обрели сексуальный, эротический смысл. Этот образ сделался на­столько всемогущим, что в целом ряде фигурок и живописных изо­бражений сама женщина - какой она представала в палеолитическом искусстве - просто исчезла: остались одни только половые органы.

С произошедшей переменой следует связать - опираясь пусть на туманные, но зато широко распространенные свидетельства, - миф о Великой Матери. Однако главенство женщины имело и темную сто­рону, которая явно обнаруживается в поздневавилонском эпосе о кровавой борьбе Мардука с Тиамат18, этой свирепой Urmutter1 ибо, забрав себе верховную роль в культурной трансформации, мужской воинственный дух, дремлющий в женщине, должно быть, нередко выплескивался наружу В нескольких поздних религиозных мифах она рисуется как могущественная богиня, сопровождаемая львами, как мстительная фурия, богиня-разрушительница - например, всепо­жирающая Кали в индуистской религии; между тем, мужское начало в мифе о Великой Матери изображается в обличье второстепенного любовника - скорее как аксессуар, нежели как равная личность. За­бывать - все равно, что приукрашивать и искажать всю историю.