Миф машины Техника и развитие человечества

Машины для досуга

Чтобы не оставалось никаких сомнений в том, насколько проникла механизация в цистерцианский монастырь, я позволю себе процити­ровать большой фрагмент из Бертрана Жиля, который, в свою оче­редь, передает рассказ Миня92 в его «Райт>^1а 1айпа» о Бернаре.

«Река проникает на территорию аббатства в той мере, в какой это позволяет стена, служащая заграждением. Она врывается сначала в зерновую мельницу, где падает на тяжелые колеса, перемалываю­щие зерно, а затем помогает трясти тонкое сито, отсеивающее от му­ки отруби. Потом вода поступает в следующую постройку и напол­няет котел, где монахи нагревают ее для приготовления пива (на тот случай, если лоза не вознаградит труд виноградаря обильным урожа­ем). Однако на этом река не окончила своей работы: теперь она вли­вается в сукновальные машины, следующие за мельницей Она уже потрудилась над приготовлением пищи для братии, а здесь ее долг - потрудиться над их одеждой. Справляется река и с этим, как не отка­зывается ни от чего, что от нее потребуют. И вот, она попеременно поднимает и опускает тяжелые молоты и молоточки, а вернее, дере­вянные опоры сукновальных машин. Образуя мощный водоворот и заставляя все эти колеса быстро вращаться, она обильно пенится. Теперь река поступает в сыромятню, где посвящает премного заботы и труда изготовлению необходимых материалов для монашеской обуви; затем она разветвляется на множество ручейков и на своем деловитом пути проходит через разнообразные отделения, повсюду отыскивая тех, кто нуждается в ее услугах для любых целей - будь то для варки, вращения, сокрушения, орошения, омовения или перема­лывания, - всегда предлагая свою помощь и ни в чем никогда не от­казывая. И наконец, дабы заслужить полнейшую благодарность и не оставить дел без завершения, она уносит мусор и оставляет позади себя чистоту.»

Как не преминул указать Жиль, это отнюдь не единичный пока­зательный пример средневековой технологии: «...большинство ран­них аббатств имели обширную систему водоснабжения того же ти­па», а «...аббатству Фонтене в Бургундии до сих пор принадлежит фабрика - офомное здание с четырьмя помещениями, построенное в конце XII века». На мой взгляд, это лучшее описание эффективного использования энергетической техники применительно именно к тем трудоемким операциям, которые истощают человеческие силы своим однообразием и снижают тонус всего организма. Так, во времена Бернара Клервоского - задолго до пробуждения городской жизни по всей Европе - бенедиктинские монастыри добились целого ряда тех­нических успехов, позволявших сберегать труд для иных целей и бесконечно повышавших общую производительность самих ремесел.

Сколь велико было это освобождение, можно судить хотя бы по числу праздников, которые имел средневековый работник. Даже в отсталых шахтерских общинах вплоть до XVI века больше половины дней считались выходными, а по Европе в целом общее количество праздников, включая воскресенья, доходило до 189 - а это больше, чем насчитывалось празднеств в имперском Риме. Ничто не указыва­ет более красноречиво если не на существование пусть и не матери­альных благ, то, как минимум, на излишек пищи и человеческой энергии. Современным рационализаторским приспособлениям пока не удалось добиться большего.

В XII веке, с заимствованием персидского изобретения - ветря­ной мельницы - в тех краях, где люди могли полагаться лишь на та­кой источник энергии, производительность труда значительно воз­росла; а уже к XV столетию любой прогрессивный город окружали целые батареи ветряков. Это достижение сопровождалось огромным нравственно-политическим ростом - последовательным уменьшени­ем человеческого рабства и закабаления и, наконец, полным его уп­разднением во всех передовых промышленных странах Европы.

Первоначальный шаг, сделанный христианством и исламом, - принятие раба как равного члена в духовную общину, - ныне впер­вые в истории цивилизации увенчался последовательной отменой самого рабства вообще. Главным образом, благодаря техническим успехам, впервые достигнутым усилиями стремившегося к святой жизни монашества, те «невозможные» условия для отмены рабства, которые изложил Аристотель в знаменитом месте своей «Политики», наконец-то осуществились. «Если бы каждое орудие могло выпол­нять свойственную ему работу само, по данному ему приказанию или даже его предвосхищая, и уподоблялось бы статуям Дедала или тре­ножникам Гефеста, о которых поэт говорит: “сами собою

[ауто|што1]они приближалися к сонму бессмертных”9^; если бы ткац­кие станки сами ткали, а плектры сами играли на кифаре, тогда и зодчие не нуждались бы в работниках, а господам не нужны были бы рабы.»94 И вот, воплощение фантазии в жизнь приблизилось.

Благодаря такому сочетанию упорядоченного течения повсе­дневной жизни и технического мастерства, бенедиктинские монасты­ри благоденствовали: они продавали излишки своей продукции дру­гим заведениям ордена по всей Европе, а кроме того, вкладывали изрядную часть капитала в величественные церкви аббатства и дру­гие постройки, так что их даже принялись проклинать иные более чувствительные христианские души, которые находили, что, отрек­шись от частной собственности при вступлении в орден, монахи бо­лее чем сполна возместили свое лишение избытком коллективного имущества; со временем это привело к тому, что и стол их стал бога­че и обильнее, и напитки они употребляли более утонченные - в том числе дистиллированные жидкости вроде бренди и тех самых лике­ров, которые до сих пор носят имена бенедиктинского и картузиан - ского орденов.

При управлении с хозяйственными делами, тот же подход, что некогда понадобился для упорядочивания религиозных обязанностей, оказался пригодным и для любой формы ведения записей и точных измерений В XII веке эффективный рационализаторский метод, ко­торый разработали в монастыре, уже можно было переносить и на различные светские занятия. Ибо бенедиктинцы доказали то, на что много веков спустя укажет английский евангелист Джон Уэсли: а именно, что христианская бережливость, трезвость и правильность должны неизбежно привести к мирскому успеху. Многие из тех обы­чаев, которые Макс Вебер ошибочно рассматривал как специфиче­ские черты кальвинистского протестантизма XVI века95, в действи­тельности успешно практиковались в стенах средневекового цистер- цианского монастыря.