Миф машины Техника и развитие человечества

Дар языков. От животных сигналов к человеческим символам

Если мы хотим понять весь размах технического развития древнего человека, нам следует признать, что оно проистекало из глубочайших истоков, сокрытых внутри всего человеческого организма, и опира­лось на способности предков человека - приматов, при привнесении многих отсутствовавших у них черт. Значительную роль в этом раз­витии играла сноровка рук, однако гораздо большую роль играла сноровка ума - способность запоминать, учиться, предугадывать. А человеческое умение изобретать символы куда важнее, чем изготов­ление орудий.

Величайшей потребностью человека, покидавшего свое прежнее животное состояние, было желание изменить себя; и главными инст­рументами его пробуждавшегося сознания являлись его собственные жесты и звуки, находившие отражение и подражание в жестах и зву­ках его сородичей. Нам долгое время мешали понять это изначальное состояние, ибо наша культура делает чрезмерный упор скорее на практические интересы человека.

Такой предвзятый подход не давал нам правильно истолковать оба явления: и язык, и технику; ибо, как признавал исследователь викторианских времен Джон Морли, современный человек всегда гордился скорее своей одержимостью «вещами», нежели «словами», и по той же причине он обычно видел «орудия», «труд», «борьбу за существование» и «выживание» там, где можно было разглядеть бур­ление творчества, спонтанную двигательную активность, праздную игру и эстетическое осмысление. Но что еще хуже, он оставлял без внимания проявившийся на очень ранней стадии настойчивый поиск того подспудного смысла, который мог бы наделить ценностью все его разрозненные и неизбежно преходящие действия. Первобытный человек, в отличие от своих сегодняшних потомков, зачастую не знал, «как», зато он был гораздо больше углублен в познание того, «почему»; и если его стремительные ответы чересчур часто оказыва­лись магической игрой слов, то уже сам факт, что он сам творил эти слова, придавал значимость даже его наиболее обыденным занятиям.

Оценивая назначение и цель языка, наше поколение чаще всего начинает не с того конца: мы рассматриваем самые драгоценные и специфические свойства языка - его способность создавать отвле­ченные понятия, передавать точные наблюдения и формулировать определенные сообщения - так, как если бы именно они и послужили

Изначальным поводом к употреблению слов Однако язык являлся отражавшим и углублявшим жизнь инструментом задолго до того, как он мог сформироваться для ограниченных целей разумного об­щения. Те самые качества языка, которые ставят в тупик логических позитивистов, - его зыбкость, неопределенность, многозначность, эмоциональная окрашенность, связь с незримыми предметами или не поддающимися проверке событиями, одним словом, его «субъектив­ность», - лишь указывают на то, что с самого начала он являлся ин­струментом, помогавшим охватить живое единство людского опыта, а отнюдь не бледным расчлененным остовом определимых идей Должно быть, многословный устный поток зародился несказанно раньше сдержанной разумной речи.

К счастью, на протяжении длительного процесса формирования сложного строя языка человек не отворачивался (как сегодня это де­лают многие во имя науки) от иррациональностей, противоречий, неизведанных и необъяснимых космических таинств жизни. Богатст­во архаической мифологии указывает (еще определенней, чем риту­ал) на предмет одной из древнейших людских забот. Что касается попытки положить конец эмоциям, вызванным мнением, будто ува­жение к эмоциональным ценностям неизбежно оборачивается преда­тельством истины, то подобная точка зрения упускает из виду то обстоятельство, что «сухость» так называемого объективного описа­ния может сама по себе служить указанием на некое неблагополуч­ное негативное состояние, причем опасность искажений будет не меньшей; исключение составляют ограниченные цели точного на­блюдения, вовсе не обязательно желаемого. Например, подобная су­ровость, перенесенная в сферу половой любви, приводит к импотен­ции и фригидности, а если говорить о человеческих отношениях в целом, то она порождает такие типичные пороки, как бюрократия и академизм

Памятуя об изначальном положении человека, можно сделать вывод, что появление членораздельной речи - как только она в доста­точной мере отделилась от животных сигналов и повторяющихся ритуализованных действий, - оказалось важнейшим шагом, который окончательно гуманизировал его; правда, шаг этот следует представ­лять себе как бы «в замедленной съемке»: возможно, для его совер­шения потребовалось больше времени и усилий, чем для любой дру­гой фазы в становлении человеческой культуры С помощью собст­венного голоса человек впервые расширил сферу социального обще­ния и взаимного сочувствия. А достигнув наконец стадии разумной речи, он создал порождающий символический мир, не зависящий исключительно от потока повседневного опыта, от каких-либо спе­цифических условий окружения и находящийся под столь мощным постоянным контролем человека, под какой в течение долгих веков не попадет ни одна другая часть мира. Царство смысла: в нем, и только в нем человек являлся безраздельным владыкой.

Этот символический мир существовал параллельно с миром, воспринимавшимся чувствами (хотя порой и выходил за его рамки), потому что его можно было целиком удерживать в уме и припоми­нать уже после того, как сам источник ощущений исчезал, а зритель­ная память о них тускнела. Если бы произносимые слова кристалли­зовались и оставляли отложения, подобно раковинам или черепкам, то тогда палеонтологи едва ли даже узнали бы, что древний человек изготовлял орудия: его вниманием завладели бы хрупкие отложения слов несущие следы всех стадий своего образования. Правда, необъ­ятная масса этой словесной руды настолько ошеломила бы его, что ему пришлось бы постоянно биться над истолкованием живого строя смысла, как до сих пор бьются лингвисты над остатками этрусского языка.

Вышло так, что самое неуловимое и ускользающее творение че­ловека до изобретения письменности, чистое дыхание его разума, оказалось наиболее плодотворным из человеческих достижений: от него зависел каждый последующий шаг в человеческой культуре, даже изготовление орудий. Язык не просто открывал двери разума навстречу сознанию, но отчасти и прикрывал дверцу в погреб бессоз­нательного и преграждал путь всяческим призракам и демонам низ­шего мира, не давая им проникнуть в светлые покои верхних этажей, где воздух постепенно становился все чище. То, что эту огромную внутреннюю трансформацию могли не заметить, а порожденные ею коренные перемены приписать изготовлению орудий, представляется теперь невероятным промахом.

Как справедливо заметил Лесли Уайт, «способность пользовать­ся символами, прежде всего - в членораздельной речи, является ос­новой и сущностью всякого человеческого поведения. Именно благо­даря этому средству возникла культура и начала передаваться из по­коления в поколение с первых дней существования человека.» Эта «вселенная дискурса» стала самой ранней созданной человеком мо­делью вселенной как таковой.