Энциклопедия начинающего предпринимателя

ГЕНРИ ФОРД

Семья Фордов — идеальная находка для нравоучительных жизне­описаний! — жила трудовой жизнью, наслаждаясь скромным, тяжело дававшимся достатком. Приехав в Америку, Уильям Форд работал поден­щиком, плотником, а потом поднакопил денег, прикупил земли (акр леса стоил десять шиллингов — ровно столько он получал за день ра­боты) и вскоре стал зажиточным фермером, мировым судьей и церков­ным старостой. У Генри Форда было шесть братьев и сестер: все они хлопотали по дому, рубили дрова, пасли свиней, вскапывали, доили, пололи, а Генри к тому же все время что-то свинчивал и развинчивал.

Когда кому-нибудь из детей дарили заводную игрушку, юные Форды пищали в шесть голосов: «Только не давайте Генри!» Они знали, что тот разберет ее до винтика, а после сборки половина деталей окажет­ся лишними. К легенде о вундеркинде, чинившем всей округе кофемол­ки, молотилки и швейцарские часы, приложил руку сам Генри Форд, больше всего на свете любивший давать интервью. Так на свет Божий появился влюбленный в технику, не понятый семьей мальчик, темны­ми ночами тайком копавшийся в домашней мастерской. Этот светлый образ встает из воспоминаний самого Форда: в одной руке юный Ген­ри держал раскуроченный будильник, в другой — отвертку, а маленький фонарик, единственный источник света, сжимал коленями... По сви­детельству родной сестры будущего миллионера, Маргарет Форд, все это было чистейшей воды выдумкой: Генри увлекся механизмами благодаря отцу.

Генри Форд никогда не учился в университете, а школа в городе Диаборне была такой, что он до конца жизни писал с орфографиче­скими ошибками. Все классы приходской школы — с первого по вось­мой — занимались вместе, в одной комнате, летом, когда учитель шел боронить, место у доски занимала его жена. Больших знаний отсюда вынести было нельзя, зато в том, что такое хорошо и что такое пло­хо, юные пуритане разбирались отлично. Из года в год они перечи­тывали книжки, в которых действовали хорошие и плохие дети: плохие заканчивали жизнь на виселице, хорошие становились президентами Соединенных Штатов. Генри Форд придумал себе несчастную юность, превратил в тирана своего благодушного и добропорядочного отца, зато сам, по его словам, был примерным мальчиком: свою судьбу он выстроил по рецептам нравоучительных книг, которые зубрили в шко­лах всех американских штатов.

Детство, проведенное в сложенном из грубых бревен отцовском доме (в 1876 году ферма Фордов была признана лучшей во всем Диа - борне и вошла в иллюстрированный атлас Детройта), оказалось про­логом — первым актом нравоучительной и зрелищной пьесы, в которую превратил свою биографию Генри Форд, стал уход из дома. В 1879 го­ду ему исполнилось шестнадцать лет, и в один прекрасный день он, не сказав никому ни слова, сложил узелок и отправился в Детройт. Отшагав девять миль, Генри снял там комнату и устроился подмасте­рьем в механическую мастерскую. Ему платили два доллара в неделю, а хозяйка комнаты брала с него три с половиной доллара за кров и стол, поэтому Генри пришлось устроиться на ночную работу. После смены он спешил к часовщику и до утра чистил и чинил часы — за ночь ему платили пятьдесят центов. Но через четыре года такая жизнь ему надоела, и юный Форд вернулся на родную ферму. Там он проведет следующие десять лет — навыки, приобретенные в механической мас­терской, ему очень пригодятся.

Первый раз судьба приняла обличье паровоза, во второй раз Бог явился ему в образе паровой сельскохозяйственной машины. Во вся­ком случае, так это объяснил сам Генри I: много лет спустя глава «Форд мотор» дал приказ найти заветную молотилку — и ее, ржавую и забро­шенную, разыскали-таки по запомнившемуся ему навсегда номеру 345. Машину разобрали по винтику, вычистили, смазали и доставили в особ­няк Форда. Генри I забрался на нее и отправился молотить — так муль­тимиллионер отметил свой шестидесятый день рождения.

Пока же до этого было далеко — молотилка стояла у амбара, и вокруг нее суетился до смерти боявшийся чертовой штуковины сосед. Генри вызвался ему помочь — к вечеру он знал молотилку как свои пять паль­цев, на следующее утро вывел ее на соседское поле, а через неделю работал на всех, кто мог заплатить ему три доллара. Вскоре молодой Форд колесил по всему штату с чемоданчиком инструментов, являя со­бой что-то вроде первой в мире сервисной службы. Он начал зараба­тывать приличные деньги, обзавелся дорогим костюмом, в каждом поселке за ним бежала толпа мальчишек. В придачу к этому Генри Форд был видным парнем — то, что он недолго останется в холостя­ках, было ясно как Божий день.

Клара Джейн Браент привыкла к комплиментам. Фермеры, танце­вавшие с ней на сельских праздниках, частенько хвалили ее прекрас­ные черные глаза и дивные волосы. Генри Форд же весь вечер рассказывал ей о своих часах: он сам их сделал, и они — невиданное дело в штате Мичиган! — показывали и обычное, и поясное время. Клара Джейн Браент была серьезной девушкой, она знала, что брак не праздник, а испытание. Из человека, которому хватило терпения собрать часы, должен выйти хороший муж. Клара улыбнулась, поту­пила глазки (они и в самом деле были очень хороши), деревенский оркестр заиграл что-то нежное и протяжное... Ни он, ни она не подо­зревали, что через несколько десятков лет место их первой встречи будут показывать экскурсантам.

Письма на День святого Валентина, прогулки в санях, которые Генри Форд ради пущей романтики выкрасил в зеленый цвет... Они поженились и обосновались на ферме, которую им выделил Форд-стар­ший (80 гектаров пашни и уютный дом — Генри выстроил его сам от первого до последнего бревнышка). Вскоре на окнах появились сим­патичные ситцевые занавески, в гостиную водворилась уютная плю­шевая мебель, банковский счет мистера и миссис Генри Форд начал округляться — но тут в их жизнь ворвался Молчаливый Отто, и фер­мерской идиллии пришел конец.

Молчаливый Отто стал третьим воплощением судьбы: он работал на соседнем упаковочном заводе, приводился в движение не паром, а бензином и поверг Генри в состояние священного, граничащего с экс­тазом восторга — такого компактного и легкого механизма ему еще не доводилось видеть. В уме Генри сразу же оснастил его колесами и ру­лем — если над этой штукой чуть-чуть поколдовать, она возьмет да и по­едет! В результате налаженная, уютная жизнь разлетелась вдребезги: Генри Форд отправился в Детройт изучать свойства электричества и ус­троился на работу в Осветительную компанию Эдисона. Клара отпра­вилась вместе с ним — она знала, что брак не праздник, а испытание.

Генри Форд никогда не пожалел о том, что сделал предложение Кларе. Она была отличной женой: когда он принес домой свой первый мотор, Клара, оставив полуторамесячного сына и праздничный пирог, стала прилаживать восьмидесятикилограммовое чудовище к кухонной розетке (заработав, мотор разнес на куски и плиту, и раковину). Ког­да он собрал свою первую машину и та не смогла выехать на улицу че­рез слишком узкий дверной проем, Клара схватила кирку и выбила дверную раму: кирпичи и щепки посыпались во двор, обомлевшие со­седи увидели, как из сарая выехало какое-то голенастое, пыхтящее, звенящее велосипедными цепями чудовище, увенчанное раскраснев­шимся мистером Фордом.

В 1908-м он создал «форд Т» — машину всех времен и народов, с незначительными изменениями выпускавшуюся вплоть до 1928 года. Легкая, компактная, дешевая, простая: фермеры ездили в ней за покуп­ками, парочки занимались любовью, бутлегеры перевозили контра­бандное виски, гангстеры удирали от полицейских — и все они не могли нахвалиться «фордом Т».

К пятидесяти годам Форд превратился в мультимиллионера, а его машина стала одним из национальных символов Америки. После это­го он навсегда отказался от изобретательства: «форд Т» должен был остаться его шедевром. Генри Форд покупал железные дороги и аэро­дромы, вводил на своих заводах конвейерную систему, составлял кни­гу афоризмов и боролся с католицизмом, спасал певчих птиц и пытался остановить Первую мировую войну. Генри I вел себя так, как будто он был Богом Отцом, и окружающие ему в этом помогали. Простые люди относились к создателю «форда Т» как к волшебнику — на улице его немедленно окружала толпа, самые смелые пытались его потрогать, а наиболее наглые тут же просили у мистера Форда денег.

Он был чрезвычайно деятельным человеком, новые идеи возника­ли у него каждый день, и со стороны казалось, что он слегка помешан.

Новый дом обошелся Форду в миллион долларов (сегодня он стоил бы сорок) — самой роскошной комнатой особняка была сверкающая мрамором и начищенной медью электростанция, где хозяин закрывал­ся для ежедневных медитаций. В парке, окружающем дом, жил рабо­чий, которого Форд взял за длинную бороду и румяные щеки: зимой он изображал Санта Клауса, а летом работал эльфом и заготавливал подарки к Рождеству. Это было еще не самым странным (в конце кон­цов, у Форда были внуки). Помощников Форда поражало то, что Ген­ри, всегда экономивший на зарплате рабочих, с началом Великой депрессии увеличил зарплату вдвое — прочие олигархи воспользова­лись моментом и урезали ее раза в три. А у домашних Генри I были свои причины для беспокойства: то, как он обращался со своим един­ственным сыном Эдселом, не поддавалось никаким объяснениям.

Генри и Эдсел были нежнейшей парой: отец и сын вместе ездили на рыбалку, расставшись на несколько дней, писали друг другу длин­ные письма, никогда не ссорились и советовались друг с другом во всем. Эдсел всегда был хорошим мальчиком: он получал только отлич­ные оценки, слушался папу, был почтителен к его сотрудникам и очень хотел возглавить «Форд мотор» — словом, делал то, что ему было поло­жено. Генри не захотел отпустить сына на Первую мировую — и Эдсел явился на призывной пункт и потребовал дать ему бронь как органи­затору военного производства; Генри с подозрением относился к выс­шему образованию — и отличник Эдсел сразу после школы пришел в корпорацию Форда, в 21 год он получил место в совете директоров. Он носил такие же костюмы, как и папа, — серые, чуть приталенные, всегда безупречно выглаженные, такие же лакированные туфли и шел­ковые галстуки. Эдсел на лету ловил папины указания и часами про­падал в конструкторском бюро: отец сделал самую надежную машину в мире, он же мечтал сделать самую красивую. Генри не мог нахва­литься сыном, но в один прекрасный день весь этот букет достоинств встал ему поперек горла.

Генри I отменял распоряжения Эдсела, шпынял его как мальчиш­ку, увольнял его сотрудников — сын принимал все как должное, благо­дарил отца за заботу и старался подыскать своим людям такие же хорошие места. Это еще больше заводило Генри Форда — волю сына он закалял, устраивая ему каверзы, и чем больше Эдсел поддавался, тем сильнее отец на него давил. Дело кончилось тем, что Эдсел вооб­ще перестал принимать какие бы то ни было решения.

В конце тридцатых годов Эдсел начал жаловаться на боли в живо­те. Ему прописали бариевую диету и клизмы, но он считал себя утон­ченным человеком и не захотел лечиться таким унизительным способом. Когда врачи диагностировали рак желудка, делать что-либо было уже поздно. Форду-младшему вырезали половину желудка и по­просили домашних приготовиться к худшему, но Генри I решил, что медики по обыкновению занимаются ерундой. Он был совершенно уверен, что со своими проблемами сын может справиться сам: его сек­ретарь передал Эдселу пространный меморандум, в котором Генри из­ложил все свои претензии.

Отец велел ему больше работать, предписывал разорвать отноше­ния со слюнтяями из богатых семей Детройта, предлагал подружить­ся с хорошими, надежными, проверенными людьми, список которых Генри I приложил к своему письму. Оно заканчивалось пафосным при­зывом: «Восстанови здоровье, сотрудничая с Генри Фордом!» — на этой фразе Эдсел разрыдался, написал заявление об отставке и уехал домой.

Генри I так и не поверил, что его сын при смерти; во время похо­рон старший Форд выглядел не столько сломленным, сколько расте­рянным. Идя за гробом, он твердил: «Ничего не поделаешь, нужно больше работать». Но Гарри Беннет, новая правая рука Генри I, испол­нительный директор «Форд мотор», уверял, что его шеф постоянно заговаривал о сыне. Форд так надоел Беннету вопросами о том, не был ли он чересчур жесток с покойным, что в один прекрасный день тот брякнул: «Да, вы были к нему несправедливы. На его месте я бы страш­но на вас разозлился!» Услышав это, Генри Форд возликовал: «Вот это­го я от него и ждал! Я так хотел, чтобы он хоть раз как следует меня послал!» Судить о том, правда ли это, сложно: Беннет правдивостью не отличался.

Он начинал моряком, потом стал профессиональным боксером, а затем попал к Форду в телохранители, приглянулся ему и сумел вы­биться на самый верх. Плотный, мускулистый Гарри Беннет приводил в священный ужас фордовских домочадцев: его лицо было покрыто шрамами, в свой рабочий кабинет он приходил под охраной двух быв­ших уголовников, пресс-папье ему служил огромный кольт. Менедже­ром Беннет оказался никаким: вместе с окончательно выжившим из ума Генри I они довели компанию до ручки: под натиском конкурен­тов продажи «Форд мотор» падали с каждым годом. При этом Беннет намеревался вытеснить из дела сыновей Эдсела: на все ключевые посты в компании он расставил своих друзей, бывших боксеров и бейсболи­стов. В коридорах «Форд мотор» замелькали бычьи затылки и сломан­ные носы — Гарри был близок с мафией и по просьбе своих друзей брал на работу отсидевших уголовников. Отношения с профсоюзами его люди улаживали при помощи кастетов и обрезков металлических труб. Генри I больше ни во что не вмешивался. После его смерти наследники вскрыли комнату, куда он никого не пускал, и обнаружи­ли там кучи листков, исписанных его любимыми афоризмами, пись­ма жене, счета за мясо и рыбу тридцатилетней давности, груды старых винтиков и болтов, обломки садовых скамеек — все это занимало ста­рика куда больше, чем дела его компании. Генри I доживал свой век в тишине и маразме, но его старший внук Генри II имел свои взгляды на будущее корпорации.

В школе Генри II дразнили Свиным Салом — вечный двоечник, ползком перебиравшийся из класса в класс, был полноват и рассеян. (В Йельском университете Генри не смог написать выпускное сочине­ние, текст он заказал репетиторскому агентству готовый и, сдавая его в комиссию, забыл между страниц чек об оплате.) Он любил сладкое, чувствовал себя как дома в отеле «Ритц» и с младых ногтей был приучен к тому, что перед ним благоговели все — и слуги, и учителя, и одно­классники. Генри II вырос, чувствуя себя маленьким принцем, и у Гарри Беннета были все основания не относиться к нему всерьез. Он так и делал, тем более что Генри-младший был веселым, дружелюбным и до­брым парнем.

Генри I боролся за спасение певчих птиц, а его внука беспокоило положение женщин, собиравших плату за вход во французские убор­ные, — ему казалось, что они должны чувствовать себя неловко. Однаж­ды он задержался в парижском туалете, обеспокоенные друзья решили зайти и узнать, в чем дело: Генри Форд устроился на ступеньках и пел серенаду кассирше, потягивавшей «Dom Perignon» — шампанское внук олигарха прихватил с собой. В придачу ко всему юный Генри женил­ся на католичке и сам перешел в католичество. Гарри Беннет же был протестантом; человек, изменивший вере предков из-за бабы, в его глазах не стоил ничего. Он был уверен, что свернет Генри шею двумя пальцами — но в результате пострадал его собственный загривок.

Генри I активно выживал из ума — в последнее время старик часто отзывал в сторону малознакомых людей и делился с ними сокровен­ным: «Знаете, я уверен, что Эдсел не умер!» Он становился все более управляемым, и власть в семье переходила к женщинам: постаревшей, но сохранившей всю свою энергию Кларе Форд и вдове Эдсела Элео­норе, ненавидевшей и свекра, и Гарри Беннета. Свекровь и невестка заключили временный союз: Генри II был назначен вице-президентом «Форд мотор» и начал методично увольнять людей Беннета. Тот при­ходил в ярость и требовал объяснений, а мило улыбавшийся Генри от­вечал одно и то же: «Мне просто не нравится, как он выглядит».

Вскоре дошла очередь и до самого исполнительного директора: старый Форд решил сделать внука президентом, и тот потребовал го­лову Беннета. Гарри вылетел из «Форд мотор» на следующий день: пе­ред тем как очистить директорский кабинет, он сбросил на пол все, что стояло на полках, и вдребезги разнес свой рабочий стол. Съежив­шаяся в приемной секретарша в ужасе слушала доносившийся из-за за­крытой двери рык: «Сукин сын, мальчишка! Жаль, что я не свернул ему шею!..» Окончательно отрешившийся от мирских забот Генри I напутствовал любимого помощника философской сентенцией: «Все возвращается на круги своя — Гарри вернулся к тому, с чего начал».

Старик становился все более странным. Он начал собирать Тици­ана — кто-то сказал ему, что художник создавал шедевры в 99 лет, и Ге­нри I вдохновлялся этим примером: ему очень хотелось отпраздновать столетний юбилей, но судьба не захотела оказать Форду-старшему по­следней милости. Он умер в 1947 году в возрасте 84 лет, когда титул «Генри Форд» уже принадлежал Генри II.

Этот веселый, общительный и дружелюбный человек с удивитель­ной легкостью стал олицетворением компании. При нем дела «Форд мотор» снова пошли на лад. У Генри было потрясающее чутье на дель­ных людей и новые идеи. К середине пятидесятых корпорация остави­ла конкурентов далеко за кормой, а Форды — при Генри I этого не было и в помине — превратились в сплоченный и дружный клан. Генри Форд и его жена Анна, урожденная Макдоннел, считались образцовыми мил­лиардерами — они добросовестно приумножали доставшееся им богат­ство, умели им наслаждаться и не забывали об обездоленных. Анна Форд ела на столе, принадлежавшем Марии-Антуанетте, ходила по ко­врам Людовика XIV, шампанское ей подавали на серебре Екатерины Великой. Анна Форд категорически запрещала своим дочкам засти­лать кровати самим: им не следовало обременять себя работой, кото­рую могли сделать служанки.

У маленьких Фордов бывали проблемы с матерью, зато отца они обожали. Генри был идеальным семьянином: когда Анне делали опера­цию, он проходил по комнате три часа — таков был один из пунктов договора, который переживающий за жену Форд заключил с Господом. Когда к его девочкам приходили кавалеры, он спускался в гостиную в пижаме и предлагал парням выпить пива — барышни Форд краснели, опускали глаза и шипели в два голоса: «Папочка, иди спать». Генри обожал гостей, сам жарил для них свой фирменный стейк и развозил по домам после вечеринок; вышколенная кухарка ворчала из-за того, что он и его дочки, разыгравшись, кидали друг в друга кусками кремо­вых тортов.

Чопорная и надменная Анна Форд была счастлива с мужем. Когда однажды она заглянула к нему перед сном (это было накануне празд­ника в честь совершеннолетия их младшей дочери) и услышала, как Генри отчаянно кричит в телефонную трубку: «Да, да, я женюсь на те­бе!», то не поверила своим ушам.

Генри Форд не был счастливым человеком, свои проблемы он унас­ледовал от семьи — все Форды, кроме Генри I, могли расслабиться лишь после нескольких бокалов спиртного. Пила мать Генри II, его младший брат умер от алкоголизма. Сам он в молодости мог кутить всю ночь — на заседания совета директоров Форд частенько приходил прямо с вечеринок, с красными от спиртного и бессонницы глазами.

К концу званых обедов глава «Форд мотор» превращался в карика­туру на самого себя. Однажды Фордов пригласили в Париж, на вече­ринку, которую один из их родственников устраивал в честь княгини Монакской Грейс, — там Анне пришлось освобождать мужа из объя­тий длинноногой итальянки, распластавшейся на нем во время медлен­ного танца. Анна молча оттащила его от партнерши и увела в гости­ницу — она и не подозревала, что Генри успел разжиться телефоном.

Жизнь продолжалась: Генри занимался компанией, провожал жену на торжественные вечера, а роман развивался своим чередом — жениться на тридцатичетырехлетней Кристине Витторе Остин он ре­шил после того, как ей сделал предложение владелец косметической фирмы «Revlon».

Генри оставил жену и детей — и их жизнь пошла под откос. Анна, всегда гордившаяся своими моральными устоями, влюбилась в про­фессионального картежника. Дочь Шарлотта, никогда не позволявшая парням распускать руки, рассуждала о преимуществах добрачного сек­са и собиралась замуж за Ставроса Ниархоса, пятидесятипятилетнего греческого миллионера (через полтора года молодые развелись). Вто­рая дочь выбрала себе в мужья тридцатилетнего итальянца, близкого друга маминого бойфренда, тоже прирабатывавшего шулерством (они разошлись через несколько лет).

Анна вила из него веревки, Кристина последовала ее примеру: Генри сел на диету, начал по утрам бегать и выпивал всего две бутыл­ки в день. Он так и не сумел окончить Йель, и Кристина выбила ему почетный диплом доктора юридических наук. Вскоре итальянка вошла во вкус и принялась закатывать бесконечные приемы, представитель­ствовать на благотворительных обедах и давать путевки в жизнь юным дарованиям. Со стороны они казались идеальной парой — до тех пор, пока детройтский полицейский не остановил машину, в которой си­дел вдребезги пьяный Генри Форд. Рядом с ним примостилась светло­волосая фотомодель Кэтлин Роберта Дюросс. На Генри Форда надели наручники и отвезли в полицейский участок — судья дал ему два года условно. Дома на Генри обрушился скандал, который ему закатила разъ­яренная Кристина, и он выдержал его стоически.

Все шло своим чередом, но Генри Форд снова начал пить и пере­стал заниматься делами компании. Все его силы отнимала двойная жизнь: Форд развелся шесть лет назад, второй развод стал бы ударом по доброму имени корпорации, и он лгал жене на протяжении пяти лет — все эти годы рядом с ним была Кэтлин. Перелом наступил после того, как Генри свалился прямо на улице: врачи диагностировали стено­кардию, и он понял, что с прежней жизнью пора кончать. На Рожде­ство он нежно поздравил жену — а ночью Кристина выглянула в холл и увидела, как муж с дорожной сумкой на цыпочках пробирается к выходу.

Потом был длинный и унизительный развод: Кристина называла Генри алкоголиком, он уверял общественность в том, что она лесби­янка — мол, не случайно его бывшая жена предпочитала мужу обще­ство пустоголовых подруг! Она отсудила у него шестнадцать миллионов долларов, и вскоре после развода Генри женился на Кэти Дюросс. Дочери Генри, не имевшие ни малейшего желания общаться с новой мачехой (в придачу ко всему Кэтлин была их ровесницей), меропри­ятие бойкотировали. Через день после свадьбы вдребезги пьяный Ген­ри позвонил своей любимице Анне и обругал ее последними словами. С тех пор они не общались. Мало-помалу Генри Форд порвал отноше­ния со всей своей родней.

В конце восьмидесятых годов он оставил компанию и с тех пор живет отшельником. Увлекся астрологией, начал изучать звезды и вы­считывать магические даты. Он все больше напоминает своего деда: говорят, что он тоже рассчитывает дожить до ста лет.

«Форд мотор» до сих пор принадлежит наследникам основателя. Но Форды больше не управляют компанией — дела вершат наемные менеджеры. Эдсел, сын Генри II, не сменил его в президентском кресле; он занимается маркетингом и рекламой и очень доволен сво­ей судьбой. Внука Генри II по настоянию родных назвали Генри III, но родители предпочитают ласковое прозвище Малыш. Он еще не уме­ет читать и не знает, что его фамилия написана на десятках милли­онов машин.