ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ

Экономические реформы Нэпа

Реформирование экономики в стране началось с введе­нием уже весной 1921 г. вместо продразверстки продоволь­ственного налога. Отличительными его чертами были: прод­налог взимался в размере на 30—50% меньше, чем про­дразверстка, при этом принималась во внимание площадь посевов отдельных хозяйств; размеры продналога объяв­лялись заранее, уже в период весенних полевых работ; был разрешен товарообмен в пределах местного хозяйствен­ного оборота. Меры эти призваны были успокоить кресть­ян, побудить их провести в срок полевые работы и снизить в целом социальную напряженность в стране. Но нельзя было успешно поднять сельское хозяйство, не развив пред­принимательскую инициативу. Многие семьи во время вой­ны лишились мужчин и не могли обрабатывать свои участ­ки в полном объеме. Другим семьям, наоборот, не хватало земли. Поэтому в декабре 1922 г. был принят Земельный кодекс РСФСР. Кодексом разрешалась трудовая аренда земли и наем работников при условии заключения с ними трудо­вых соглашений.

Перед этим, в марте 1922 г., был издан Закон о едином натуральном налоге, все ранее взимавшиеся около двад­цати наименований продуктов сельского хозяйства (хлеб, мясо, шерсть и т. д.) были приведены к единому знаменате­лю, и натуральный налог стал исчисляться в хлебных еди­ницах. Приемлемым для крестьян был такой подход: налог они могли выполнять и другими продуктами, с учетом пе­реводного коэффициента. Но по-прежнему взимали и дру­гие налоги, в том числе трудгужналог и ряд местных. По­этому 10 мая 1923 г. был введен единый сельскохозяйствен­ный налог. Учитывая, что часть его собиралась натураль­ными продуктами, к концу 1925 г. по новому "Положению о налоге" он взимался только в денежной форме, что способ­ствовало развитию товарно-денежных отношений.

Таким образом, нэп как система регулируемой госу­дарством рыночной экономики начал складываться в аг - росфере. И это было оправданным: крестьянство по-пре­жнему составляло большинство населения страны; воору­женные выступления против политики "военного комму­низма" в основном проходили среди крестьян; нужно было накормить огромную страну; из аграрного сектора должно было поступить сырье для подъема промышленности.

Одной из составных частей нэпа было развитие коопе­рации всех форм и видов. Более половины крестьянских хозяйств во второй половине 20-х гг. были охвачены про­стейшими формами кооперации — сбытовой, снабженчес­кой или объединенной снабженческо-сбытовой, а также кре­дитной. Производственные кооперативы, как высшей фор­мы кооперативы в виде колхозов, почти не создавались. В Зауралье, Западной Сибири, ряде других мест появились переходные к ним объединения — маслодельные артели, машинные товарищества. К концу 1928 г. всеми формами кооперации в стране было охвачено 28 млн сельчан. Про­изводственные кооперативы (колхозы) в 1927 г. давали лишь 2% всей сельхозпродукции. Наибольшее развитие среди них получили ТОЗы — товарищества по совместной обработке земли. Еще мало было сельскохозяйственных артелей и еще меньше осталось коммун, так популярных в период "военного коммунизма".

В 1924 г. появился "Декрет о потребительской коопе­рации", был создан Центральный сельскохозяйственный банк. К 1925 г. возросли сроки аренды земли и найма труда в де­ревне, был отменен ряд существовавших ограничений в тор­говле продуктами сельского хозяйства.

Внимание к проблемам деревни оправдывалось и де­мографической ситуацией. По переписи 1926 г. из 147 млн человек 121 млн, или 82%, относились к сельскому населе­нию и 26 млн, или 18%, — к городскому. Бедняцкая часть деревни составляла 30—35%. Земли они часто имели не бо­лее 4 дес., на двоих едоков, часто эти хозяйства были без­лошадными и безынвентарными. В сельской местности за счет бедняцких слоев, чей годовой доход не превышал 250 руб., зрело социальное недовольство по отношению ко всем, кто жил лучше. Позже местные органы власти опирались на некоторых из них при проведении массовой насильственной коллективизации.

Середняков было около 65%. Семьи их, как и зажиточ­ные, достигали семи человек, хозяйствовали на 10—12 дес. земли. Обязательно имели лошадь, корову, инвентарь, мел­кий скот и птицу. Хозяйство середняков натурализовалось сразу после реализации "Декрета о земле", снабжая себя, но мало продавая. Средний годовой доход у них составлял 600 руб.

Зажиточных хозяйств было не более 3—4%. Их назы­вали "новыми кулаками". Между тем они относились к чис­лу поверивших советской власти и активно участвовали в товарно-денежных отношениях. "Старые кулаки" в боль­шинстве перестали существовать еще в 1917—1921 гг. из - за сильного налогового гнета, арестов по спискам комбедов во время взимания продразверстки, гибели в движении "бе­лых" и восстаниях против советской власти, переездов в другие местности. Нередки были случаи, когда "новыми ку­лаками" становились герои гражданской войны, крепко "сев­шие" на землю и много на ней работавшие. Люди грамот­ные, они умело пользовались кредитами банков и т. д. Чис­ленность их семей достигала 9—10, иногда и более чело­век, т. е. зажиточность чаще была видимой, так как полу­чали больше других земли при распределении ее по коли­честву едоков. У них было 2—3 лошади, столько же коров, поэтому арендовали землю и под сенокос. Годовой доход этих хозяйств составлял в среднем 1,5—2 тыс. руб.

Но в целом положение в сельском хозяйстве остава­лось непростым. Уровень посевных площадей и поголовья скота по отношению к 1913 г. не был достигнут в 1925 г., когда официально в стране было объявлено об окончании восстановительного периода. Положение улучшилось лишь к концу 1920-х гг.

На экономическом положении в деревне отрицательно сказалась социально направленная политика правительства. Льготные кредиты предоставлялись чаще бедняцким хо­зяйствам, которые полученные семена и рабочий скот не­редко использовали не в производственных целях, а как дополнительное продовольствие. Среди зажиточных хозяйств проводились часто уравнительные переделы земли, что подрывало их мощь, им запрещали создавать хуторские хозяйства. После 1925-—1926 гг. усилился налоговый гнет, на эти хозяйства ограничивались в праве на аренду земли. Все это вело к снижению товарности хозяйств и соответст­венно их ориентации на рынок. Неудивительно, что в 1926/27 и 1927/28 хозяйственных годах в стране начались большие сложности с хлебозаготовками. Хлебозаготовительный кри­зис стал последним в ряду хозяйственных кризисов в пери­од нэпа, он явился предлогом к отмене новой экономичес­кой политики. Нэп начался и закончился в деревне.

Более отчетливо рыночные отношения проявились в промышленности. Реформирование в этой отрасли нача­лось с изменения системы управления и организации про­изводства, были упразднены главки. ВСНХ превратился в координационный центр с сильно сокращенным аппаратом служащих. В промышленности, на транспорте и в строи­тельстве была восстановлена денежная оплата труда с вве­дением тарифной ставки. Заработки были поставлены в за­висимость от роста выработки, т. е. впервые после 1917 г. начал реализовываться принцип материальной заинтересо­ванности в труде. Были ликвидированы Трудовые армии и отменена обязательная трудовая повинность.

Появился в стране рынок труда, были открыты бир­жи труда.

К коренным изменениям в промышленности относится денационализация или разгосударствление 30% предприя­тий. Речь шла об убыточных предприятиях, некоторые из них передавались в аренду частным владельцам, другие — кооперативам. К середине 20-х гг. XX в. выросла сеть дена­ционализированных предприятий.

Металлургическая, топливная и энергетическая про­мышленность, частично и транспорт оставались на госу­дарственном снабжении. Объяснялось это тем, что потеря государственных позиций в данных отраслях грозила под­рывом экономической базы диктатуры пролетариата. Не зак­рыли и крупнейшие машиностроительные заводы военно- промышленного комплекса, несмотря на их нерентабель­ность: Путиловский, Сормовский, Брянский. Не подлежал обсуждению вопрос о передаче их в аренду западным пред­принимателям.

Крупные и технически оборудованные фабрики и заво­ды объединялись в тресты, которые работали на основе хозрасчета. Возникли: Югосталь, Химуголь, Донуголь, Гом - за (государственный трест машиностроительных заводов), а также Северолес, Сахаротрест и много других. Тресты, объединив однородные или взаимосвязанные в хозяйствен­ном отношении предприятия, стали основной формой орга­низации и управления производством в государственном секторе, охватив до 90% госпредприятий. Уже к началу 1923 г. образовался 421 трест, в том числе 40% из них под­чинялись центру, а 60% — местным органам власти.

Тресты наделялись широкими полномочиями, они са­мостоятельно решали, что производить, где реализовать продукцию, несли материальную ответственность за орга­низацию производства, качество выпускаемой продукции, сохранность государственного имущества. Предприятия, входящие в трест, снимались с государственного снабже­ния и переходили к закупкам сырья на рынке. Все это по­лучило название "хозяйственный расчет" (хозрасчет), в со­ответствии с которым предприятия получали полную фи­нансовую независимость, вплоть до выпуска долгосрочных облигационных займов.

Это привело к складыванию горизонтальных экономи­ческих связей в экономике, договорной системе между пред­приятиями, минуя центр. Эта система утверждала в эконо­мике "диктат потребителя", а не производителя. К концу 20-х гг. по прямым договорам производилось 85% продук­ции. После обязательных фиксированных платежей в госу­дарственный бюджет предприятия распоряжались дохода­ми от реализации продукции, самостоятельно используя прибыль и покрывая убытки. По закону предусматривалось, что "государственная казна за долги трестов не отвечает". Но правительство пристально следило за финансовым со­стоянием трестов. В соответствии с принципами хозрасчета тресты были обязаны направлять на формирование резерв­ного капитала не менее 20% полученной прибыли, чтобы он достиг величины, равной половине уставного фонда. Поз­же этот норматив был снижен: в резервный капитал стали отчислять не менее 10% прибыли до тех пор, пока он не достигал трети первоначального капитала. Резервный ка­питал создавался для будущего расширения производства и возмещения убытков производственной деятельности пред­приятия. Члены правления треста получали специальные премии и наградные в зависимости от размера прибыли, из которой премировались и рабочие.

Одновременно с образованием системы трестов стали возникать синдикаты, т. е. добровольные объединения не­скольких трестов для оптового сбыта их продукции, за­купок сырья, кредитования, регулирования торговых опе­раций на внутреннем и внешнем рынке. В конце 1922 г. 80% трестированной промышленности было охвачено син­дикатами. К 1928 г. в стране насчитывалось 23 синдиката, действовавших почти во всех отраслях государственного сектора промышленности и сосредоточивших в своих руках в основном оптовую торговлю.

Синдикаты превратились в своеобразные и важнейшие торговые организации государственного сектора в промыш­ленности. Но их правовое положение долгое время остава­лось неурегулированным. Они действовали на основе уста­вов, утвержденных ВСНХ.

Именно через трест и синдикат осуществлялась связь между промышленным предприятием и рынком. Входив­шие в них предприятия представляли на рынке единое це­лое. Оборотный капитал, имевшийся в распоряжении трес­та, использовался всеми входившими в него предприятия­ми. Поэтому достигалась большая экономия на торговых и иных издержках, усиливалось техническое оснащение про­изводства, его специализация.

С изменением экономической ситуации весной 1923 г. и возникновением кризиса сбыта, особенно промышленной продукции из-за диспаритета цен с сельхозпродукцией ("ножницы", или расхождение цен), начало укрепляться плановое начало в хозяйственной деятельности. Созданный Комиссариат внутренней торговли — Комвнуторг — дол­жен был содействовать вытеснению частной торговли госу­дарственной. Данная установка соответствовала многочис­ленным партийным решениям о том, что капиталистичес­кие элементы в экономике должны быть допущены лишь на один год. Но ожидаемой победы социалистических элемен­тов не наблюдалось, поэтому нэп продержался до 1929 г., но "закатом" его были не только 1927—1928 гг., тенденции к свертыванию рыночных отношений проявились и раньше.

Итак, в отличие от дореволюционного периода, трес­ты создавались в условиях советской власти и всеобщего обобществления средств производства. Предприятия госсек­тора под руководством трестов и синдикатов объединились с рынком и превратились в самостоятельных товаропроиз­водителей. По "Положению о трестах" 1923 г. они призна­вались основным производственным звеном в промышлен­ности. Но тресты не имели права: продать, заложить, сдать в аренду основные производственные фонды, а также воз­вести новые сооружения. Не могли они распоряжаться и оборотными фондами, так как ВСНХ ежегодно утверждал для них суммы уставных капиталов. В доход казны посту­пала и полученная этими предприятиями прибыль от реа­лизованной продукции. На нужды предприятия отчислялась лишь пятая часть прибыли. Таким образом, администра­тивные органы вмешивались и в деятельность трестов. Ком­мерческий расчет касался в основном лишь сферы обраще­ния. Такая политика государства не способствовала пре­вращению трестов в образцовые высокоэффективные хо­зяйствующие субъекты.

Но нельзя не учитывать их положительной роли в вос­становлении промышленности после семилетней войны; в уменьшении безработицы и социальной напряженности в стране; в насыщении рынка потребительскими товарами.

"Новое положение о государственных промышленных трестах" 1927 г. ориентировало их не на получение при­были вообще, а на выполнение обязательного для каждого предприятия задания. Это означало усиление централиза­ции в руководстве экономикой, внедрение плановых начал и свертывание работы трестов.

На 4,5 тыс. важнейших предприятий госсектора про­мышленности трудилось 4/5 всех рабочих. Остальные предприятия были переданы местным органам власти, мел­кие и средние денационализированы или сданы в аренду. Так появилась новая форма хозяйствования в условиях нэпа — аренда на госпредприятиях. Таких предприятий, относящихся к группе "Б", было к осени 1923 г. сдано в аренду 6220, в среднем на одно арендованное предприятие приходилось 18 работников. Арендаторами становились ча­стные лица, в том числе бывшие владельцы этих предпри­ятий (50%); кооперативы (36%); госорганы (12%). При про­ведении конкурса претендентов предпочтение отдавалось кооперативам.

Средний срок арендного договора был три года. Аренда­торы вкладывали собственные средства в развитие произ­водства, закупали сырье, топливо, материалы, нанимали работников. Таким образом, аренда носила предпринима­тельский характер. Арендная плата взималась в натураль­ной и денежной форме. Но излишне регламентировались условия договора; завышалась арендная плата; повышение прибыли ограничивалось высокими ценами на сырье и ма­териалы и т. д. Несмотря на это, неплохо снабжали населе­ние товарами арендованные предприятия в пищевой, ко­жевенной, деревообрабатывающей, текстильной и силикат­ной промышленности.

По постановлению Совнаркома от 15 мая 1928 г. пре­кращалась сдача предприятий в аренду.

Напоминали аренду по форме организации производ­ства концессии. С привлечением иностранного капитала сда­вались в эксплуатацию: территории для разработки при­родных ресурсов; отдельные госпредприятия с целью их укрупнения и выхода на мировой рынок. Концессионеров не привлекали в ведущие отрасли промышленности. Иностран­ные предприниматели вкладывали капитал деньгами и обо­рудованием, продукцию государству продавали по договор­ным ценам, свою долю чаще получали продукцией и выво­зили за границу.

Смешанные акционерные общества создавались в сфе­ре внешней торговли на средства иностранных инвесторов и советского государства. Если отделить эти общества от концессий, то к осени 1927 г. их можно насчитать около 70 на территории СССР, государство владело в них чаще контрольным пакетом акций в 51%. Соответственно распре­делялась и прибыль.

Смешанные общества не избежали бюрократической волокиты и жестких ограничений со стороны советского законодательства.

Концессии вместе со смешанными акционерными об­ществами не играли, на первый взгляд, важной роли в на­родном хозяйстве: им принадлежало лишь 0,5% действо­вавших в стране предприятий, на них трудилось 0,7% ра­бочих, они производили 0,6% объема продукции госпред­приятий. Но в добыче свинца удельный вес их достигал 62,2%; марганца — 39,5%; золота — 20%; меди — 11,8%. Они вывозили за границу 55% каменного угля. Ввозили почти 27% различных приборов и инструментов, сыграли поло­жительную роль в вовлечении страны в мирохозяйствен­ные связи. К недостаткам их деятельности относится: хищ­ническая эксплуатация природных ресурсов; спекуляции. Свертывание их работы было связано не только со сменой идеологического курса, но и с падением мировых цен на вывозимую продукцию, что явилось предвестником миро­вого экономического кризиса 1929—1933 гг.

Аренда применялась и в сельском хозяйстве. К началу 1926 г. доля хозяйств — арендаторов земли и других средств производства достигла в стране 6%. Наиболее широко рас­пространилась аренда земли на Северном Кавказе, всего в государстве в аренде находилось 7 млн дес. земли. Формы платы за нее были: денежная, натуральная, издольная, отработочная, смешанная.

Базой для развития рыночной экономики должно было стать восстановление Всероссийского рынка. С этой целью вновь заработали ярмарки: Нижегородская, Ирбитская,

Киевская, Бакинская. Как элемент рыночной инфраструк­туры воссоздавалась банковская система: кроме Госбанка, действовали кооперативные банки; торгово-промышлен - ный; банк для внешней торговли; сеть мелких коммуналь­ных банков.

Рынок как регулятор экономических процессов восста­навливался с помощью воссоздания котировальной (фондо­вой) биржи. Действовала сеть товарных бирж. Первая из них появилась в 1921 г. в Саратове, затем открылась Цент­ральная товарная биржа. Был введен институт бирже­вых маклеров. "Пиком" организации бирж явилась осень 1926 г. — их насчитывалось уже 114. Для защиты вступаю­щих в торговые сделки были созданы арбитражные и экс­пертные комиссии. Важнейшую роль в укреплении рынка сыграла нормализация (в определенной степени) ценообра­зования. При нормировании цен учитывалась конъюнктура рынка. Глубокие исследования в этом отношении провел кол­лектив Конъюнктурного института, созданного во главе с выдающимся экономистом Н. Д. Кондратьевым в начале 1920-х гг. В мировой экономической мысли важное место занимает его учение о "больших циклах конъюнктуры". На основе этой теории Н. Д. Кондратьев с единомышленниками занимался прогнозированием развития экономики различ­ных стран.

Корреспондентская сеть института в стране состояла из 500 пунктов, в них трудились сотрудники местных фин - органов. Они обрабатывали на местах данные о торговых оборотах государственных и кооперативных предприятий, о розничных ценах. В институте вычислялись общетовар­ные розничные индексы цен по стране и отдельным райо­нам, причем по каждому виду торговли: государственной, кооперативной, частной. Очень подробно оценивалась конъ­юнктура сельскохозяйственного рынка.

Одной из важнейших задач нэпа было восстановление в стране рынка товаров. Основным препятствием на пути товарного рынка оставалось отсутствие достаточных запа­сов товаров. Медленными темпами восстанавливалось на­родное хозяйство. Рост товарооборота зависел не только от покупательной способности населения, необходимо было нейтрализовать неустойчивость денежного обращения.

Большую роль в хозяйственном подъеме страны на ос­нове развертывания товарно-денежных отношений сыграла денежная реформа 1922—1924 гг. Проводилась она под ру­ководством наркома финансов Г. Я. Сокольникова. Но долгие годы в стране замалчивалась роль профессора Л. Н. Юровс­кого в разработке концепции этой реформы, его вклад в теорию финансового оздоровления экономики. Научные взгляды JI. Н. Юровского формировались еще в дореволю­ционный период под влиянием известнейших российских эко­номистов с мировым именем — М. И. Туган-Барановского, П. Б. Струве, А. А. Чупрова. Подвергнув в работе "Очерки по теории цены" критике теорию предельной полезности западных ученых, Юровский сосредоточил внимание на теории равновесия обмена. В теоретических дискуссиях 1920-х гг. о путях построения социализма в стране он стре­мился объединить теорию с практикой. Взамен понятия "пре­дельная полезность" от ввел понятие "предельной покуп­ки" и "предельного покупателя". А теорию равновесных цен увязал с уточнением понятий статического и динамическо­го равновесия. Со статическим равновесием все было яс­но — оно существовало в условиях устойчивого и гармо­ничного проявления спроса и предложения. Но динамичес­кое равновесие было всегда неустойчивым. В этой связи Юровский еще в 1919 г. в работе "Очерки по теории цены" предлагал изучать теорию хозяйственной эволюции и хо­зяйственных циклов. JI. Н. Юровский в одной только этой статье предсказал развитие в 1920—1930-х гг. многих на­правлений экономической мысли, в том числе теорию не­совершенной конкуренции.

Очень серьезно ученый относился к вопросу о невидан­ной прежде в мировой практике Нового времени концент­рации средств производства в руках советского государ­ства и монопольном его положении на рынке. Он отчетливо осознавал опасность плановых мероприятий, идущих враз­рез с требованиями рыночного равновесия. Предлагал раз­личать два вида хозяйственных планов: 1) выступающих в форме регулирования рынком и 2) планов по выполнению различных хозяйственных заданий при нарушении равно­весия. Автор выступал за долговременное "динамическое равновесие". Одновременно Юровский высказывал надеж­ду, что возникновение экономических кризисов можно бу­дет предупредить путем использования государственных ресурсов для локализации отдельных хозяйственных дис­пропорций.

Но главная в научном творчестве Л. Н. Юровского кон­цепция хозяйственного равновесия не прижилась в советс­кой экономической науке из-за ее несовместимости с прак­тикой ускоренной сталинской индустриализации.

В связи с партийно-правительственным курсом, прово­димым с конца 1917 г. до весны 1921 г. на свертывание то­варно-денежных отношений и замены этого важнейшего процесса товарообменом, необходимо было при переходе к нэпу и "оживлению капиталистических элементов в горо­де и деревне" создать почти заново эффективно действую­щую денежную систему.

Л. Н. Юровский явился одним из главных организаторов денежной реформы 1922—1924 гг. Обосновывая закономер­ный характер денежной реформы, он исследовал историю деградации системы денежного обращения России, начало которой было положено еще в ходе Первой мировой вой­ны. К октябрю 1917 г. покупательная способность рубля упа­ла до уровня 11 довоенных копеек. Но сокрушительный удар по денежной системе нанесла эпоха "военного коммуниз­ма", когда эмиссия денег стала главным средством обеспе­чения доходов бюджета, а беспредельное обесценение де­нег зачастую рассматривалось как прогрессивное явление.

Поворот от "военного коммунизма" к нэпу означал вос­становление устойчивого денежного обращения, но по­скольку доходные статьи бюджета были крайне недоста­точны, эмиссия денег продолжалась, так что цены в 1920— 1921 гг. выросли в 9,9 раза, а в 1921—1922 гг. — в 71,8 раза. Многие советские экономисты, включая Юровского, дока­зывали, что эмиссия денег, выходящая за определенные пределы, разрушающе действует на всю систему обществен­ного производства: ведет к нарушению хозяйственных свя­зей, росту непроизводительных расходов, обесцениванию доходов самого государства.

В своей книге "На путях к денежной реформе" (1924) Юровский убедительно демонстрировал невозможность нор­мального ведения хозяйства в условиях обесценивающейся валюты, когда все хозяйственные действия, включая со­ставление государственного бюджета, приобретают "харак­тер рискованных спекуляций".

Крупная промышленность испытывала большие труд­ности в развитии не только из-за Первой мировой и граж­данской войн, но и политики национализации помышленно - сти и натурализации сельского хозяйства, разрыва эконо­мических связей между различными регионами страны. При­шел в расстройство создаваемый веками национальный на­роднохозяйственный комплекс страны. Поэтому в 1921—1922 гг. осуществлялась денатурализация отношений: произошел частичный переход от натуральных налогов к денежным; восстановлена была платность снабжения и оказания услуг населению; перешли к денежной оплате труда. Но до 1923 г. частично сохранилась и натуральная заработная плата из-за резких колебаний покупательной способности рубля.

Уже в 1921 г. расширилась сфера рыночного оборота, что привело к временной стабилизации рубля и возникла иллюзия, что можно не торопиться с денежной реформой. Но оздоровления бюджета не наблюдалось, денежная эмис­сия не была сокращена до размеров, соответствующих ре­альному расширению товарооборота. Стабилизация валюты на могла осуществиться "сама по себе". По-прежнему про­являлся денежный "голод". Даже в 1921—1922 гг. некото­рые товары, к примеру соль, функционировали на рынке как орудие обмена. К осени 1921 г. в частном обороте нача­ло появляться золото и иностранная валюта, т. е. совзнаки (советские деньги) не были единственным средством обра­щения. Быстро растущий товарооборот требовал перехода к твердой валюте.

Воссозданная в 1921 г. деятельность Государственного банка была направлена на подготовку денежной реформы. Была разработана концепция выпуска червонцев — как твер­дой устойчивой банковской валюты при сохранении временно в обороте совзнаков — падающей в цене валюты. Это и стало первым этапом денежной реформы, когда Госбанку было предоставлено постановлением СНК от 11 октября 1922 г. право эмиссии и выпуска червонцев в обращение. Госбанк должен был увеличить оборотные средства для ком­мерческих операций. В соответствии с этим Законом "бан­ковские билеты полностью обеспечивались не менее чем на 25% драгоценными металлами и устойчивой иностранной валютой по курсу ее на золото, а в остальной части легко реализуемыми товарами, краткосрочными векселями, иными краткосрочными обязательствами". Согласно Закону от 11 октября 1922 г. эмиссия являлась ресурсом Госбанка для краткосрочного кредитования народного хозяйства.

Обналичивание чеков гугл в Украине

Госбанку вменялась обязанность беспрепятственного обмена банковских билетов на советские денежные знаки, но, установив прямую связь червонца с совзнаком, закон не определил курс обмена.

Летом 1923 г. червонец был принят в качестве твердой валюты, устойчивой по отношению к золоту. Червонец очень быстро, как и надеялось правительство, вытеснил из обо­рота золото и иностранную валюту. Объяснялось это тем, что червонец был выпущен Госбанком для первоочередно­го кредитования государственных промышленных и торго­вых организаций.

Червонец стал выполнять функции: средства учета, средства обращения, платежного средства, средства накоп­ления и трудовых сбережений. Носители частнособствен­нических отношений — предприниматели и торговцы — дол­жны были погашать червонцами свои долги по коммерчес­кому и банковскому кредиту.

Постановлением СНК в августе 1923 г. бюджет страны был переведен на червонное исчисление, с октября за чер­вонцем закреплялось монопольное положение твердой еди­ницы денежных расчетов, но одновременно резко повы­сился темп обесценения совзнаков. Из-за параллельного обращения двух валют не могло быть речи о бюджетном равновесии. В конце 1923 г. обострился разменный голод, необходимо было пустить в оборот достаточное количе­ство мелкокупюрных устойчивых денежных знаков, тем более что появились суррогаты денег в виде бон, талонов и т. п.

Крупный платежный оборот в городах обслуживался червонцами, а совзнаки использовались как мелкокупюр - ные средства обращения. С декабря 1923 г. по февраль 1924 г. эмиссия совзнаков ежемесячно росла на 80—100%. Если в городах широко обращался червонец, а в "теневой экономике" золото и инвалюта, то в сельской местности — преимущественно совзнаки, что серьезно сказывалось не только на уровне жизни крестьян, но и состоянии сельско­го хозяйства. В этом заключалась одна из причин хозяй­ственного кризиса 1923 г., начавшегося с диспропорции цен на промышленные и сельскохозяйственные товары. Товары (гвозди, мелкий инвентарь, предметы быта, строительный материал) в деревню поступали вагонами с возрождающих­ся фабрик и заводов, а крестьянам нечем было за них пла­тить. Незначительным было обращение червонца и среди городских рабочих низших квалификаций. Все это сильно сужало внутренний рынок, сдерживало развитие промыш­ленности.

С системой параллельного обращения устойчивой и "па­дающей" валют было покончено на втором этапе денежной реформы в начале 1924 г. К этому времени были достигну­ты определенные успехи в оздоровлении всей финансовой системы. Сократились административно-управленческие расходы. В 1922—1923 гг. народное хозяйство было профи­нансировано на 335 млн червонных рублей из госбюджета и 541 млн рублей из ресурсов кредитной системы. Они были использованы на пополнение оборотных фондов и ремонт промышленных предприятий, развитие торговой сети, подъем сельского хозяйства.

Расширилась сеть кредитных учреждений, были созда­ны: Промбанк и крупные кооперативные банки, Всекобанк и Украинбанк, общество "Электрокредит", сеть городских коммунальных банков, финансированием внешней торговли занимался Роскомбанк и т. д., учитывая сеть кооператив­ных банков, условно эту систему можно назвать сетью уч­реждений рыночной инфраструктуры.

Если на 1 января 1923 г. золотой и инвалютный запас Госбанка составлял 15 млн руб., то через год он увеличился в 10 раз — до 147,9 млн руб. Большую роль в накоплении этих запасов сыграли доходы внешней торговли. Но золо­той запас Госбанка СССР составлял в январе 1924 г. лишь 8,7% золотого запаса России 1914 г., или 13% золотого запаса России 1897 г., накануне завершения крупномасш­табной денежной реформы во главе с С. Ю. Витте.

Требовалось увеличить внешнеторговые операции, т. е. экспорт советских товаров, и сократить импорт. У власт­ных структур вызывал озабоченность факт разрыва между оптовыми и розничными ценами на товары, так как это об­стоятельство содействовало росту накоплений частного ка­питала. Занижение реальной цены на товары массового по­требления в целях снижения социальной напряженности в обществе становилось одним из важнейших направлений внутренней политики советской власти.

Накануне завершающего этапа реформы был проведен опыт эмиссии средств обращения с твердым курсом на зо­лото достоинством ниже червонца — так называемых транспортных сертификатов 5-рублевыми купюрами. Это были краткосрочные беспроцентные заемные обязательства правительства, выпущенные "в целях усиления средств НКПС в период реализации урожая" (речь шла о Наркома­те путей сообщения). С сентября 1923 г. по март 1924 г. их выпустили на 20 786 тыс. золотых рублей. В обращении сер­тификаты считали мелкой купюрой червонца. До 10 марта 1924 г. в обороте находились червонцы, транспортные сер­тификаты, казначейские билеты, разменные боны, сереб­ряные и медные монеты, совзнаки. Наркомфин допустил ряд ошибок в регулировании состава денежной массы, что породило разменный кризис. Нельзя было ограничить эмис­сию для удовлетворения спроса платежного оборота на раз­мен червонцев. "Денежный голод" вновь привел к развитию в деревне безденежного товарообмена. Ошибки Наркомфи - на и Госбанка дискредитировали червонец в глазах населе­ния. Выросли цены на продукты и товары. Усилился разрыв между ними в госторговле и кооперации.

Государство усилило нажим с помощью налогового пресса на частные торговые фирмы. Деятельность более 100 товарных бирж с фондовыми отделами находилась под полным контролем государства, т. е. никак нельзя преуве­личивать их рыночную сущность. Государством проводилось маневрирование товарными массами и экономическое регу­лирование рыночных цен.

В итоге ликвидации совзнаков произошло значитель­ное расширение емкости денежного обращения. "Размен­ный голод" был устранен в 1925 г. Червонец был теперь ра­вен 10 дореволюционным золотым рублям, или 7,74 г чис­того золота. На валютном рынке, как внутри страны, так и за рубежом, червонцы вплоть до 1926 г. свободно обмени­вались на золото и основные иностранные валюты по дово­енному курсу царского рубля (1 американский доллар — 1,94 рубля). На завершающем этапе реформы совзнаки ста­рого образца обменивали на новые: один рубль государствен­ных казначейских билетов приравнивался к 50 тыс. руб. об­разца 1923 г.

Устойчивая валюта стимулировала подъем производи­тельности труда с помощью механизма дифференцирован­ной зарплаты. Уменьшился разрыв в ценах на промышлен­ные и сельскохозяйственные товары, окрепла на селе по­требкооперация. Главным положительным значением денеж­ной реформы было восстановление единой денежной сис­темы страны, что содействовало завершению восстанов­ления народного хозяйства в условиях укрепления эконо­мических связей между городом и деревней. Наступил пе­риод некоторого оживления внешней торговли.

Денежная реформа помогла сформировать новую нало­говую систему. Еще в июле 1921 г. был введен новый про­мысловый налог, который взимался с ^национализирован­ных промышленных и торговых организаций, исходя из их оборота.

Подоходный налог ввели в 1922—1923 гг. вначале с на­селения (1922 г.), с ростом налоговых ставок в зависимости от доходов. 20 июля 1923 г. был введен подоходный налог с государственных и кооперативных предприятий, а также с концессионных. Сумма его исчислялась в размере 8% от чистой прибыли. До 20% в бюджет 1925—1926 гг. поступи­ли суммы от акцизных сборов: на предметы первой необхо­димости в виде продуктов питания, одежды и обуви, а так­же со спиртных напитков, табачных изделий, парфюме­рии, т. е. с предметов излишнего потребления. Но из-за слабого развития внешнеторговых связей и неналаженнос­ти в полной мере таможенной системы поступления от таможенных пошлин, т. е. другого вида косвенных налогов, составили лишь 3% в 1925—1926 гг. Собирались и местные налоги: с грузов, строений и т. д. Важную роль играл сбор, начиная с 1925 г., единого сельскохозяйственного налога. В итоге в первый год после окончания денежной реформы доля налогов в бюджете составила свыше половины. Бюд­жет впервые после 1917 г. оказался бездефицитным.

К чрезвычайным источникам доходов бюджета отно­сились займы и эмиссия денег. Первыми внутренними зай - мами в стране были после 1917 г.: хлебные займы 1922 и

1923 гг.; сахарный заем 1923 г.; 8%-ный внутренний заем

1924 г.

Но положительное влияние на экономику страны де­нежная реформа 1922—1924 гг. оказывала недолго. Стаби­лизация в финансовой сфере была нарушена, как и пре­дупреждал JI. Н. Юровский и другие экономисты, эмиссией денег в связи с партийно-правительственным курсом фор­сирования индустриализации социалистического типа. Пред­вестником свертывания в скором будущем в стране рыноч­ных отношений явилось сокращение в ходе денежной ре­формы роли частного капитала в розничном товарооборо­те с 75,3% в середине 1922 г. до 42,4% в 1925 г.

За пять лет, с 1921 по 1926 г., индекс промышленного производства вырос втрое, сельскохозяйственного — вдвое. С учетом ряда данных, среднегодовой темп прироста наци­онального дохода в 1921—1928 гг. составил 18%.

Вопрос о путях построения социализма в стране в 20-е гг. тесно переплетался с вопросом о судьбе нэпа. Про­блема эта активно дискутировалась в различных аудитори­ях.

Экономическая наука оказалась с переходом к нэпу в новых, по сравнению с 1917—1921 гг., более демократичес­ких условиях развития общества. В 1920-х гг. состоялось множество методологических дискуссий. Представляет ин­терес обсуждение проблем становления рынка и развития товарно-денежных отношений в переходный к социализ­му период. Неоднократно по этим вопросам выступал Б. Бруцкус. Он сумел предсказать будущее экономического развития России вне рамок рыночной экономики: возникнет громадная шкала потребительских предпочтений, т. е. рас­пределения материальных благ; государство не сможет правильно руководить производством, поэтому будет осу­ществляться авторитарное распределение благ; "трудовые цены" (введение их предлагали многие экономисты) будут фиксированными и не обеспечат равновесия между спро­сом и предложением. В стране, прогнозировал автор, про­изойдет "полная бюрократизация хозяйственной жизни"; в условиях отсутствия материальной ответственности хо­зяйственные руководители будут перекладывать хозяйствен­ный риск на общество в целом; снабжение предприятий будет осуществляться независимо от их производительно­сти, по усмотрению служащих хозяйственных органов. В итоге социалистическая организация хозяйства будет ха­рактеризоваться крайним расточительством, "суперанархи­ей" и "громадным консерватизмом и инерцией".

Как известно, критические предостережения Б. Бруц - куса, JI. Юровского и ряда других ученых не были учтены. Е. Преображенский, А. Кон, многие другие экономисты скеп­тически относились к развитию товарно-денежных отноше­ний, оправдывали подрыв товарного производства в стране и нарушение государственными структурами закона стоимо­сти в хозяйственной жизни. В противовес им В. Мотылев, А. Мендельсон и др., не отрицая в целом идей плановой эко­номики, подчеркивали полезность использования закона сто­имости. Особенно настойчиво доказывал (1926 г.) необходи­мость развития товарного хозяйства с учетом закона сто­имости, не отрицая регулирующей роли государства, JI. Юровский.

Но в стране по-прежнему товарные отношения рас­сматривались как метод управления народным хозяйством, а не как производственные отношения.

Все больше в первые годы нэпа на первое место в дис­куссиях о путях построения социализма вставал вопрос об отношении к крестьянскому хозяйству. Считалось, что оно развивается в частнохозяйственном секторе (при этом как бы не учитывалось осуществление еще в 1917 г. всеоб­щей национализации земли в государстве). В марксистской теории, как известно, утверждалась неизбежность отмира­ния товарно-денежных отношений при социализме. Реалии экономической жизни в России 1920-х гг. вступили в проти­воречие с этим важным марксистским постулатом. С утвер­ждением новой экономической политики в деревне начало шириться кооперативное движение, активизировалась тор­говля. Нужно было теоретически объяснить сохранение товарно-денежных отношений. Но все больше утвержда­лось мнение о том, что товарно-денежные отношения не присущи государственному сектору в экономике, они про­никают в экономику из частнохозяйственного крестьянско­го сектора, т. е. подготавливалась теоретическая почва для перехода к массовой коллективизации деревни.

Все более господствующей к концу 1920-х гг. станови­лась точка зрения о необходимости возрастания роли госу­дарства в руководстве экономикой страны. С наиболее ле­вых позиций в этом плане выступил Е. Преображенский. Утверждая, что социалистические предприятия не в со­стоянии выдержать свободную конкуренцию с предприя­тиями капиталистическими, он по сути призывал к свер­тыванию нэпа. Автор предлагал для усиления госсектора: объединить все предприятия госсектора в единый трест; "первоначальное социалистическое накопление" проводить за счет эксплуатации "досоциалистических" форм хозяй­ства, в первую очередь крестьянского; необходимо повы­шать цены на производственные товары, чтобы наблюда­лось превышение спроса над предложением[21].

Против этой точки зрения резко выступал вплоть до начала 1930-х гг. Я. И. Бухарин.

Н. И. Бухарин заявлял многократно, в прессе и с три­буны, что такая политика приведет к ликвидации "союза рабочих и крестьян", т. е. вновь популяризировал ленинс­кие идеи по этому вопросу. Он предлагал поощрять мелких сельских предпринимателей экспортировать их продукцию и импортировать сельхозтехнику для дальнейшего подъе­ма сельского хозяйства. Должен быть "технический союз" между восстанавливаемой тяжелой промышленностью и сельским хозяйством. Средства от вывоза сельхозпродук­ции за границу постепенно обеспечат подъем промышлен­ности. Таким образом, Н. Бухарин считал, что переход к социализму займет не один десяток лет, но это было луч­ше, чем разрыв отношений с деревней, который произой­дет из-за слишком высоких темпов индустриализации за счет крестьянства. В 30-е гг. эти взгляды будут объявлены "правыми", "антипартийными" и вредительскими.

Н. Бухарин в своих работах "Мировое хозяйство и им­периализм", "Экономика переходного периода" также пи­сал о достижении общественного равновесия как составной части революционных преобразований. Но высокие темпы социалистической индустриализации и проведение ее за счет аграрного сектора не способствовали установлению эко­номического и общественного равновесия.

Дискуссии экономистов постепенно приняли более оже­сточенный характер. Провалились планы активного присту­па к социалистической индустриализации. В 1925 г. после XIV съезда ВКП(б) социалистические предприятия не вы­держивали конкуренции с частнохозяйственными. "Винов­ных" нашли в лице инженерно-технических работников, осо­бенно так называемых "буржуазных спецов" из числа спе­циалистов с дореволюционным стажем. Многих из них реп­рессировали по процессу "Промпартии" (1928 г.).

Рост доходности сельского хозяйства объективно при­водил к возрастанию спроса на промышленную продукцию и т. д. Таким образом, речь шла о прописных истинах ры­ночной экономики, но дальнейшее развитие ее считалось партийными органами несовместимой с марксистской тео­рией, поэтому нэп неминуемо должен быть свернут. Нали­цо проявился неразрешимый для того времени конфликт: несоответствие плюрализма в экономике (многоуклад - ностъ) монизму в общественно-политической жизни, т. е. единоличному руководству правящей коммунисти­ческой партии. Нэп должен был отмереть, так как нес в себе отрицание коммунистических идей.

Мировая практика не знала еще опыта развития стран по пути рыночного социализма, не готовы были к этому руководители партии и правительства страны и слишком низким был старт в экономике из-за разрушенного много­летней войной народного хозяйства. Периодически повто­ряющиеся в 1920-е гг. экономические кризисы (1921, 1922, 1923, 1926—1928 гг.) свидетельствовали о нарастании тен­денций саморазрушения. Они усиливались налоговой, цено­вой и т. д. политикой советской власти. На передний план выступили идеи плановой экономики, административных ме­тодов управления хозяйством.

На фоне свертывания рыночных тенденций в развитии экономики все чаще говорили и писали о необходимости коллективизации. Крупнейшим экономистом-аграрником был А. В. Чаянов, разработавший концепцию "кооперативной коллективизации". Н. Бухарин и А. Чаянов, многие другие экономисты призывали к созданию снабженческо-сбытовых кооперативов. Для развития кооперации, писал Н. Буха­рин, нужно было использовать рыночные механизмы, в том числе банковский кредит.

Итак, в экономических дискуссиях 1920-х гг. по про­блемам рыночной экономики в России можно выделить не­сколько групп.

1. Сторонниками активного развития аграрного секто­ра с опорой на индивидуальные трудовые хозяйства крес­тьян и снабженческо-сбытовую кооперацию были предста­вители организационно-производственной школы во главе с А. В. Чаяновым, А. Н. Челинцевым. По ряду проблем к ним примыкал и Н. Д. Кондратьев, который, кроме аграрных, занимался многими другими вопросами развития народного хозяйства.

2. Умеренными модернизаторами, выступавшими за индустриальное развитие, но при сохранении рыночного равновесия при отсутствии эксплуатации крестьянства, были Н. И. Бухарин, А. И. Рыков, JI. Н. Юровский со своими уче­никами и сподвижниками.

3. За "большой скачок" с форсированием принудитель­ной модернизации за счет перекачки средств в тяжелую про­мышленность из сельского хозяйства при нарушении хо­зяйственного равновесия выступали Е. Преображенский и ряд других ученых и общественных деятелей. В конце 20-х гг. их поддержал И. Сталин и его окружение.

Осенью 1929 г. страна перешла к решению задач уско­ренного построения социализма.