Миф машины Техника и развитие человечества

Первооткрыватели и творцы. Слоненок

Придавая равное значение сновидениям, ритуалу, речи, социальному взаимодействию и общественному устройству, а не только орудиям как перводвигателям развития древнего человека, я отнюдь не хотел сказать, будто какой-либо из этих аспектов существовал в отрыве от всего круга человеческой деятельности. Еще менее того склонен я думать, что древний человек удалялся в уединенное место и прово­дил целые дни, размышляя над своими впечатлениями и заново про­живая свои сны, пока наконец из этого всего не рождалась многозна­чительная пантомима или внятная словесная беседа. В своей интер­претации предназначения языка я лишь принимаю, расставляя акцен­ты в обратном порядке, мнение Кеннета Оукли, большого авторитета в области доисторической техники, который заметил, что медленное усовершенствование «шелльских» орудий, возможно, говорило об отсутствии речи в ту пору.

Эту медлительность, проявлявшуюся во всем до того, как язык наделил непрерывностью и связностью индивидуальный опыт, сде­лав его передаваемым, хорошо объяснил Леруа-Гуран, заметивший: «Если бы в постепенном обретении основных технических знаний появился малейший разрыв, то все бы пришлось начинать заново.». До того, как сформировалась речь, эти разрывы, должно быть, возни­кали очень часто; а стремление избежать таких попятных шагов, на­верное, объясняет ту озабоченность, с которой все культуры, вплоть до нашего времени, относятся к достижениям предков, боясь их расте­рять. Традиция была гораздо ценнее изобретений. Удержать и закре­пить самый маленький успех значило больше, нежели добиться новых с риском забыть или потерять старые. Это была не ностальгия, а по­требность в сохранении доставшихся тяжкой ценой культурных сим­волов, которые заставили человека относиться к прошлому своих предков как к некой святыне - одновременно слишком ценной и слиш­ком уязвимой, чтобы ее можно было с легкостью заменить чем-то еще.

В любом случае даже те усовершенствования, которые мы заме­чаем в ашельских орудиях - после сотен тысяч лет неуклюжих «шелльских» попыток, - оборачиваются скопищем весьма примитив­ных изделий, которые обычно весьма легкомысленно принимают за охотничье оружие. Впрочем, в одной музейной табличке чистосер­дечно говорится, что «предмет, именуемый оружием, иногда назы­вают киркой, а также сверлом, но, возможно, он служил и колющим оружием, так что его вполне можно определить как кинжал».

Но разве древнейшие люди были преимущественно охотниками? Над этим вопросом следует хорошенько задуматься, если мы хотим должным образом оценить ранний период изготовления орудий. Большинство видов «оружия» древнейшего периода, чаще всего от­носимые к целям охоты, скорее использовались для собирательства или изготовления ловушек, - ведь одних только этих занятий было бы достаточно для выживания в теплом южном климате даже во вре­мя ледникового периода. То, что обычно принимается за ручной то­порик или кулачное оружие, оказалось бы весьма полезным для вы­капывания клубней или для добивания зверя, попавшегося в западню.

Те, кто придерживается взгляда на древнего человека как на охотника в первую очередь, совершенно забывают о его всеядности, или же не задумываются над тем, откуда бы у него взялась такая лю­бовь к мясу до того, как он научился мастерить оружие из кости, камня или древесины, а также убивать крупных животных без его помощи. Не дают они объяснений и тому, почему во все времена диета человечества оставалась преимущественно вегетерианской. Даже после того, как Лики продемонстрировал, что современный человек способен сделать с помощью грубых костяных или каменных орудий или, например, видов оружия, приписываемых австралопите­кам, отнюдь не стало очевидным, что менее крупное и более слабое существо с небольшим мозгом и с зубами, недостаточно развитыми для пережевывания сырого мяса, могло бы проделать все то же са­мое.

Может быть, все дело в том, что древний человек жил прежде всего своим умом? С самого начала «мозговитость» поставила его в гораздо более выгодное положение, нежели свирепость или упрямое трудолюбие. Нет почти никакого сомнения, что на самых ранних ста­диях своей «охотничьей» карьеры человек был вынужден делать то, что по сей день делают африканские пигмеи, для достижения резуль­татов, впрочем, выходивших далеко за рамки его технического гори­зонта: придумывать хитроумные ловушки и смелую стратегию - вро­де той, что применяют пигмеи при охоте на слонов. Чтобы поймать слона, они прячутся в яме, а когда слон попадается в нее, они атаку­ют его нежное брюхо оружием, которое держат наготове. Лишь на близком расстоянии, и при столкновении с гораздо более слабым жи­вотным, чем слон, так называемое «кулачное оружие» могло оказать­ся действительно полезнее любого бесформенного камня.

Силки и западни можно было мастерить голыми руками из ка­мышей, ползучих растений или молодых ветвей задолго до появления топора, которым пещерный человек мог бы срубить себе легендар­ную дубину (оружие, которого никогда никто не находил, и которое ни разу не изображено в первобытной наскальной живописи!) или вырезать деревянное копье из твердого ствола живого дерева. В ту пору, когда Колумб открыл Вест-Индию, туземцы там все еще делали «западни и ловушки из ползучих лоз и прочие плетеные силки» для ловли оленей.

Возможно, наибольшую пользу остроконечная кирка приносила в качестве копалки - например, когда нужно было добраться до соч­ных клубней или вырыть достаточно глубокую яму. Относительно всего этого сооружения ловушек как подготовительной стадии охоты Джулиус Липе собрал немало ценных свидетельств. Аборигены Ог­ненной Земли мастерили силки для птиц; что же касается более крупных ловушек, то они, должно быть, появились гораздо раньше, чем копье с каменными наконечниками или лук со стрелами, хотя, разумеется, от них и не осталось никаких следов, если не считать то­го, что подобные ловушки стали частью широко распространенной человеческой практики.

Однако сооружение западней, как и строительство гнезд, - это даже еще более древнее искусство, известное таким несхожим созда­ниям, как саррацения и паук. «Многие разновидности оружия перво­бытной эпохи, вроде ловушек или загонов, - отмечает Дарилл Форд,

- применялись в течение долгого времени... Основные типы сетей [охотничьих и рыболовных] и общая техника их изготовления столь широко распространены, что, как и снасти, из которых они мастери­лись, эти сети, должно быть, являлись одним из древнейших челове­ческих изобретений.» Даже приспособления для того, чтобы опутать и поймать животное с большого расстояния - вроде аркана или лассо,

- по-видимому, тоже были изобретены в глубокой древности, так как на всех континентах встречаются такие петли, действующие по оди­наковому принципу.

А. М. Хокарт сообщает, что он видел, как «дикарь» сорвал с дерева палку, зубами заострил ее конец и стал выкапывать клубни. Сейчас, когда я пишу эту книгу, до меня дошло сообщение из Австралии о не­коем ранее не обнаруженном племени - биндибу, - представители ко­торого «при изготовлении орудий используют свои ноги как зажимы и наковальни, а крепко стиснутые челюсти - как тиски и нож одновре­менно» - и даже расслаивают камни зубами. Кисть руки долгое время служила человеку и чашкой, и лопатой, и мастерком, до изобретения этих предметов. На заре цивилизации на Ближнем Востоке почву раз­рыхляли киркой, но никаких лопат для выкапывания земли или для ее помещения в корзину не найдено (и нигде не изображено).

Что мне хотелось бы подчеркнуть здесь - это количество техни­ческих операций, которые человек способен выполнять исключи­тельно с помощью органов собственного тела: он может копать, ца­рапать ногтями, колотить кулаками, перекручивать волокна, прясть нити, ткать, завязывать узлы, сооружать укрытия из сучьев и листьев, плести корзины, делать горшки, лепить из глины, очищать плоды, раскалывать ореховую скорлупу, разрывать зубами волокна или ни­ти, размягчать шкуры жеванием, давить босыми ногами виноград. И хотя со временем для многих этих действий стали успешно приме­няться более прочные каменные или костяные орудия, они не были изначально необходимы. Там, где удавалось отыскать подходящие раковины или пустотелые тыквы, каких-либо иных режущих инстру­ментов или сосудов не появлялось вплоть до середины палеолитиче­ского периода.

Вглядываясь с этой точки зрения в архаичные обычаи прими­тивных народов, обращая особое внимание на черты, получившие всемирное распространение, можно подметить, что многие успешные шаги в технике были и необходимы, и возможны задолго до изобре­тения и появления соответствующих рукотворных орудий, приспо­соблений и видов оружия. На самой ранней стадии технического раз­вития изобретательность в использовании органов собственного тела, без превращения какого-нибудь из них - даже руки - в инструмент с ограниченной функцией, сделало возможным выполнение множества различных действий за сотни тысяч лет до того, как появился хотя бы намек на сравнимый по эффективности набор специализированных каменных орудий. Как я уже отмечал выше, на раннем этапе пути развития человека как изобретателя и творца величайшим и первым оформленным творением человека являлся он сам. Пока не появился homo sapiens, ни один обтесанный камешек не являл собой достаточ­ного доказательства его технических способностей.