Миф машины Техника и развитие человечества

Отсутствие специализации как важнейшая особенность

Человеческая раса, как мы теперь, оглядываясь назад, можем заклю­чить, обладала замечательным даром пользоваться изобильностью земли; и, пожалуй, самым важным здесь оказалось стремление по­кончить с ограничениями, налагаемыми специализированными, од­ноцелевыми органами, приспособленными к узкой среде.

Сложный аппарат, образующий органы речи человека, развивал­ся из органов с крайне высокой специализацией: их функциями было пробовать, кусать и глотать пищу, вдыхать воздух, воспроизводить природные звуки; но, не переставая выполнять эти функции, человек нашел этим органам новое применение - создавать голосовые сооб­щения, модулировать их и отвечать на них. Подчинясь отлаженному управлению ума, легкие, гортань, нёбо, язык, зубы, губы и щеки пре­вратились в великолепный оркестр из духовых, ударных и струнных инструментов. Но даже ближайшие из наших выживших родичей так и не научились столь же блестящей игре. По случайности некоторые виды птиц умеют без труда подражать человеческому голосу, - одна­ко трюк попугая имеет смысл лишь для человека.

Тем не менее, само освобождение человека от тяготевших над его предками функциональных стереотипов в определенной степени сопровождалось потерей надежности и быстроты: так, ходить на двух ногах и говорить - а именно эти действия характерны для человека - каждому приходится учиться заново. Вне сомнения, величайшим фактором человека в освобождении от органической специализации послужил его высокоразвитый мозг. Такое сосредоточие деятельно­сти в одном центре и подчиняла себе любую другую деятельность, и способствовала ей. Когда эти символически обусловленные действия человека становились все многочисленнее и усложнялись, то благо­даря здравому разуму удавалось сохранять органическое равновесие

По-видимому, мозг действительно начал развиваться как огра­ниченный одноцелевой орган получения информации и осуществле­ния соответствующих моторных реакций. Древнейшая часть мозга, обонятельная луковица, отвечала главным образом за обоняние И хотя чувство обоняния постепенно утратило свою важность в управ­лении человеческим поведением, оно сохраняет свое значение, на­пример, для более полного наслаждения едой, суждения о ее съедоб­ности или для выявления невидимого огня; кроме того, обоняние бы­вает полезным даже для диагноза некоторых болезней вроде кори.

На следующей стадии роста мозга расширился спектр эмоцио­нальных реакций; и еще до того как мышление смогло обрести сим­волическое выражение, достаточное для управления поведением, мозг уже обеспечивал быстрые и разнообразные моторные реакции - это могли быть нападение, бегство, съеживание, испуг, защита, объя­тье, совокупление. Однако главное достижение, отличающее челове­ка от его возможных ближайших сородичей, произошло благодаря мощному увеличению в объеме и усложнению передней доли мозга, а вместе с ним и всей нервной системы. Эту мутацию или, вернее, последовательность изменений в одном направлении, до сих пор не может объяснить ни одна биологическая теория; хотя Ч Г. Уоддинг - тон в своей «Природе жизни» ближе всего подошел к новому опреде­лению органических изменений, способствующих формированию и закреплению «приобретенных свойств». Выражение, которое сейчас часто пускают в ход - «влияние естественного отбора», - объясняет не саму трансформацию, а всего лишь ее результат.

Факты же сами по себе достаточно просты. Размер древнейшего черепа, опознаваемого как человеческий, на несколько сотен кубиче­ских сантиметров больше, чем череп любой обезьяны; тогда как че­реп человека более поздней эпохи (начиная уже с неандертальца) приблизительно в три раза крупнее, чем у древнейшего гоминида - австралопитека, останки которого обнаружены в Африке и который, согласно современным предположениям, являлся одним из непосред­ственных предшественников современного человека. Из этого можно заключить, что у наиболее высокоразвитых человеческих особей, помимо простого увеличения массы, при возрастании числа нейронов и дендритов, произошло и умножение числа возможных связей меж­ду ними.

Только применительно к целям абстрактного мышления мозг со­держит в десять тысяч раз больше компонентов, чем сложнейшие из современных компьютеров. Столь подавляющее численное превос­ходство, несомненно, уменьшится с появлением миниатюризации в электронике. Но чисто количественное сравнение еще никак не рас­крывает качественной уникальности мозговых реакций - всего богат­ства запахов, вкуса, цвета, звуков, эмоций, эротических ощущений, - которое лежит в основе всех человеческих реакций, и изображений, возникающих в мозгу благодаря его деятельности, и которое наделя­ет их смыслом. Исчезни все это - и творческие способности мозга сведутся к уровню компьютера, который точно и быстро справляется с чистыми абстракциями, но оказывается бессилен, когда сталкивает­ся с теми конкретными проявлениями органической жизни, которые безвозвратно теряются, подвергаясь обособлению или абстракции. Поскольку у человека большинство «эмоциональных» реакций на цвет, звук, запах, форму и данные осязания древнее, чем бурное кор­ковое развитие, они-то и лежат в основе высших форм его мышления и обогащают их.

Ввиду чрезвычайно сложного строения крупного человеческого мозга, недостоверность, непредсказуемость, процессы, идущие враз­рез с приспособляемостью и созидательностью (то есть, новая и со­держательная, а не случайная деятельность мозга) - органические функции, часть сложной нервной системы человека. В своей готов­ности встретиться с неожиданностями, они превосходят более на­дежные проявления инстинктов и лучшие приспособления к окру­жающей среде, присущие другим биологическим видам. Но уже сами эти возможности заставили человека создать независимую область устойчивого, предсказуемого порядка - внутреннего для человека и подчиненного его сознанию В основе культурного развития человека лежал тот факт, что порядок и созидательность комплементарны по отношению друг к другу: ибо человеку приходится нутром усваивать порядок, чтобы придавать внешнюю форму своей созидательности. Иначе, как жаловался в своем дневнике художник Делакруа, его бур­ное воображение порождало бы больше образов, чем ему под силу запомнить или использовать, - как это, кстати, часто бывает в ноч­ных сновидениях.

Однако следует заметить: гипертрофированный мозг у Нота ьаршпБ'а, прежде всего, нельзя удовлетворительно трактовать как приспособительный механизм, который помогал выживанию челове­ка и росту его господства над другими биологическими видами. При­способительная функция была ценной, мозг мог обеспечивать лишь частичное приспособление: уже с давних пор, как и сейчас, при адап­тациях происходили сбои и отклонения. На протяжении приблизи­тельно ста тысяч лет сам мозг оставался страшно непропорционален по отношению к той работе, которую он был призван совершать. Как уже давно указал Альфред Рассел Уоллес, потенциальные умствен­ные способности, скажем, Аристотеля или Галилея анатомически и физиологически уже были заложены, в ожидании своего применения, у людей, которые еще не научились считать по пальцам. И до сих пор значительная часть доставшегося нам «снаряжения» не используется, по-прежнему дожидаясь своего часа.

Вполне возможно, что гипертрофированный по объему мозг в течение длительного промежутка доисторической эпохи столь же обременял предков кото сколь и помогал им; ибо он делал

Их до некоторой степени непригодными к чисто инстинктивному жи­вотному существованию, которое они вели, до того как развился культурный аппарат, соизмеримый с этими заложенными в мозгу способностями. Этот расцвет нервной деятельности, подобно цвете­нию в растительном царстве, тем не менее, типичен и для многих других прогрессивных органических перемен; ибо сам рост обуслов­лен способностью организма производить излишек энергии и биоло­гических возможностей, сверх того, что нужно единственно для вы­живания.

Здесь опять-таки нас ввел в заблуждение необоснованный вик­торианский принцип бережливости, который неверно расценивает расточительность и избыточность природы. Доктор Уолтер Кэннон привел логическое обоснование биологической избыточности, анали­зируя предназначение парных органов тела. У человеческих почек резервный фактор равняется четырем: чтобы поддерживать жизнь в организме, достаточно, чтобы функционировала хотя бы четверть почки. Что же касается нервной системы человека, то здесь весьма уместен известный афоризм Блейка: дорога излишеств ведет ко двор­цу мудрости.

Уильям Джеймс в своем раннем очерке, опубликованном в книге «Воля к вере» (хотя впоследствии он к нему практически не возвра­щался), изложил суть дела более ясно. «Главное отличие человека от животных, - указывал он, - состоит в крайней избыточности его субъективных склонностей: его превосходство над ними заключается единственно и исключительно в количестве и в фантастичности и ненужности его потребностей - физических, нравственных, эстетиче­ских и умственных. Если бы вся его жизнь не была поиском избы­точного, он бы никогда не утвердился столь прочно в той области, которую можно назвать областью необходимого. Осознав это, он может извлечь следующий урок: своим потребностям следует дове­ряться, и даже когда кажется, что они не скоро будут удовлетворены, все же порождаемое ими беспокойство - лучший жизненный ориен­тир человека, который в конце концов приведет его к невероятным свершениям Отнимите у человека все эти излишества, отрезвите его

- и вы его уничтожите »

Можно в таких рассуждениях пойти и еще дальше Доставшееся человеку в дар сложное нервное устройство настолько превосходило его первоначальные потребности, что долгое время могло угрожать самому его выживанию. Сам избыток «интеллекта» ставил перед че­ловеком задачу, сходную с той, что ему пришлось бы решать, если бы ему нужно было найти способ применения сильного взрывчатого вещества, изобретая некую оболочку, достаточно прочную, чтобы выдержать заряд и затем успешно справиться с взрывом; ограничен­ная сфера применения мощнейшего человеческого органа в ту пору, когда для результатов его работы еще не имелось подобающего куль­турного вместилища, возможно, и служит объяснением для всех тех весьма заметных проявлений иррациональности, которыми были от­мечены все зафиксированные или наблюдавшиеся формы человече­ского поведения. Следует ли рассматривать эту иррациональность как еще одну часть адаптивного механизма (что, на первый взгляд, представляется нелепостью), или, напротив, признать, что такой рост «мозговитости», хотя частично и адаптивный, многократно подры­вался неадаптивными реакциями, исходившими из того же источни­ка? Если бы не это свободное пространство, «отведенное» для неаде­кватного поведения, человеческий род едва ли смог бы выжить.

Благодаря длительным и тяжким усилиям человек выработал не­кий культурный порядок, который стал служить вместилищем для его созидательности, и уменьшил опасность, которой были чреваты многие ее отрицательные проявления. Однако потребовалось еще множество опытов, открытий и изобретений, занявших еще сотни тысяч лет, и отнюдь не сводившихся к орудиям труда и материаль­ному снаряжению, - прежде чем человек смог создать культуру дос­таточно исчерпывающую, чтобы использовать хотя бы часть неизме­римых возможностей мозга. А такое развитие, в свой черед, оберну­лось новыми опасностями и подвохами. Порой, когда культурный комплекс обретал слишком усложненную структуру, или слишком прочно основывался на сохранении прошлых приобретений, как это многократно происходило и у древних племенных общин, и у позд­нейших цивилизаций, - он не оставлял места для умственного роста в новых областях. Но, с другой стороны, если культурные построения ослабевали и распадались, или если почему-либо их компоненты не усваивались, - тогда неуемный в своей деятельности, находящийся под высоким напряжением мозг начинал проявлять гиперактивность маниакального и разрушительного рода, - подобно работающему вхолостую мотору, который сжигает сам себя из-за отсутствия топ­лива. Сегодня, невзирая на колоссальный культурный багаж, накоп­ленный западным человеком, мы слишком хорошо знакомы с обеими этими возможностями.