Советская система производства

Отлично забытое старенькое. русской системе образования требуется русская » военное обозрение

Судя по тому, что Андрей Александрович Фурсенко из кресла министра образования и науки угодил в ассистенты президента Русской Федерации, на высшем уровне его восьмилетняя деятельность признана если не безупречной, то применимой. А именно, сочтена применимой и его концепция, пересказанная обилием журналистов в различных выражениях, но в целом сводимая к мысли: не непременно воспитывать творцов, а нужно сначала обучить людей отлично воспользоваться плодами чужого творчества. Хотя судя по моим долголетним наблюдениям, без собственного творческого потенциала тяжело использовать даже тщательно документированные способности.

Новый министр Дмитрий Викторович Ливанов успел отметить 1-ый же денек на новеньком посту широким интервью, где также хватает спорных заявлений. Так, слова «троечнику нечего делать в техническом ВУЗе» вероятнее всего продиктованы традиционной формулой «талантливый — во всём талантлив», хотя на практике талант в большинстве случаев сосредоточивается на одной теме, практически не интересуясь иными сферами деятельности. Очень спорно и намерение развивать Единый муниципальный экзамен как основное средство отбора в Университеты, пренебрегая и аттестатом как средством текущей оценки познаний и работоспособности, и олимпиадами как средством выявления ориентированности на определенный род занятий. Правда, на мой взор многие недочеты ЕГЭ можно убрать, поручив составление заданий мастерам по сочинению вопросов для умственных игр: там издавна отработаны и способы проверки осознания (а не познания), и многие средства выявления неправомерного доступа к вопросам (ЕГЭ стал мощным инвентарем коррупции сначала вследствие способности наполнения бланков не самим экзаменуемым). Но даже при всех этих доработках ЕГЭ может быть только одним из огромного количества инструментов решения настолько сложной задачки, как оценка пригодности юных людей, находящихся только сначала многосложного пути развития, к продвижению по этому пути, да ещё на определенном направлении.

На мой взор, все странности постсоветского развития — поточнее, опускания — российского образования связаны сначала с тем, что его велено принимать как одно из направлений сферы обслуживания. Отсюда и чрезвычайное обилие личных ВУЗов (в том числе и откровенно дипломостроительных), и упор на факты и рецепты заместо теории (тот же Фурсенко, а именно, заявил, что в школе высшую арифметику не изучал, отчего не стал глупее — что породило ехидный комментарий «некуда было спускаться», хотя по легкодоступным мне сведениям он как учёный не ниже сегодняшнего среднего уровня).

Как понятно, нет ничего практичнее неплохой теории. А именно, смысл образования становится очевиден, если посмотреть на него через марксизм.

Сколько ни объявляют трудовую теорию цены устаревшей, сколько ни рекламируют плоды субъективистской фантазии вроде концепции предельной полезности — древняя правда остаётся непререкаемой: источник всех богатств — труд, мера цены всех вещей — общественно нужное (другими словами обыденное на данной стадии развития общества) количество труда с учётом его трудности. Кстати, по моим наблюдениям, теория предельной полезности верна исключительно в тех случаях, когда пересказывает своими определениями результаты, уже приобретенные трудовой теорией цены.

Труд — дело рук и мозгов человека. Чем труднее труд, тем выше при иных равных критериях ценность сделанного человеком. Чем выше и разнообразнее образование, тем труднее может быть труд, посильный каждому человеку в отдельности и всему обществу в целом.

Выходит, образование — ветвь производства. И не обычного, а производства основных средств производства — людей.

Соответственно и подходить к образованию необходимо, как к хоть какому другому производству. А именно, рассматривать самих учащихся не как заказчиков, как продукцию. Потребитель же этой продукции — всё хозяйство страны.

Кстати, конкретно нашей страны, а не партнёров по грустно известному болонскому процессу. Всякий желающий повыгоднее продаться на забугорный рынок труда вправе сделать это за собственный счёт. Но государственное образование надлежит затачивать под наши собственные потребности, а не под западноевропейский эталон — даже если тот когда-нибудь каким-то чудом окажется в свою очередь заточен под потребности того производства, а не под либеральное желание иметь по всей Европе людей с схожими дипломами, получивших эти дипломы просто за усидчивость.

Итак, продукция образования — люди, способные к высококвалифицированному труду. Причём в наших критериях конкретно высота квалификации рабочей силы может восполнить бессчетные конкретные ограничения других направлений конкуренции — от дешевизны рабочей силы до компактности производства. Соответственно учебные программки должны определяться не расчётами допустимой нагрузки (в юности допустимо куда больше, чем могут представить методисты преклонных лет), а полнотой результата.

Правда, облегчить учёбу можно — и необходимо! — опорой на теорию. Как отметил ещё четверть тысячелетия вспять энциклопедист Клод Адриен Жан-Клод-Адриенович Швайцер, узнаваемый в переводе собственной фамилии на латынь как Хельвеций, познание неких принципов просто возмещает неведение неких фактов. На запоминание формулы уходит куда меньше сил, чем на заучивание тыщ выводимых из неё результатов; на освоение теории — куда меньше сил, чем на запоминание сотен выводимых из неё формул. Естественно, техникой вывода тоже нужно завладеть — но на это также уходит куда меньше сил, чем на любые фактоцентрические курсы обучения.

Обучение, опирающееся на теорию, полезно ещё и тем, что сфера производства очень оживленна. Человек, натасканный на определенный набор рецептов, становится бесполезен, как в сфере его деятельности хоть что-то поменяется. Человек же, знакомый с теорией, просто — и в большинстве случаев без помощи со стороны — разберётся, как поменять эти рецепты. Соответственно в качестве средства производства таковой человек несоизмеримо долговечнее и гибче.

Можно ещё длительно перечислять определенные подробности хорошей системы образования. Но навряд ли это необходимо. Ведь такая система уже известна. Появилась она сначало в Германии в эру её бурной индустриализации — посреди XIX века. А до совершенства доведена в нашей стране в эру нашей — несоизмеримо более бурной — индустриализации. Доведена конкретно поэтому, что сама индустриализация нуждается конкретно в таком образовании.

На данный момент мы много рассуждаем о реиндустриализации, модернизации, иных технологических прорывах. Но в то же самое время наша система образования развивается в направлении, напрочь исключающем любые усовершенствования хозяйства. Пока не возродим систему образования, сложившуюся у нас посреди XX века, ни о каких производствах, не считая отвёрточных, даже грезить не придётся. А когда восстановим её и на её базе начнём вправду улучшать своё хозяйство — потребности хозяйства подскажут, в каком направлении дорабатывать обучение.

Кстати, германский опыт указывает: в определённой мере такая система обучения вероятна даже без социализма. Хотя вероятнее всего наивысшего совершенства образование — как и вся страна — достигнет только после построения нового планового хозяйства на базе новых информационных технологий. Но начинать возрождение старательно опорочиваемой образовательной системы позднесталинских времён необходимо уже сейчас. Не исключено, что новый министр образования, много лет управляющий столичным институтом стали и сплавов, впрямую нацеленным на потребности производства, может после избавления от престижных либеральных предрассудков всерьёз заняться настолько удобной производственной задачей.