Миф машины Техника и развитие человечества

Ритуал, табу, нравы

Из сказанного выше следует, что хотя ритуальная дисциплина играла важную, даже основополагающую роль в человеческом развитии, она вне всякого сомнения достигала успеха лишь ценой некоторой поте­ри творческого начала. Следовательно, господство ритуала и всех производных от него форм установлений объясняет как раннее раз­витие человека, так и крайнюю замедленность этого процесса. Дол­гое время тормоза оставались гораздо мощнее, чем машина, которую они сдерживали.

Где бы мы ни находили архаического человека, мы видим от­нюдь не беззаконное существо, вольное делать что ему хочется, когда хочется и как хочется* скорее, перед нами человек, который в каждый момент своей жизни держится осторожно и осмотрительно, подчиня­ясь обычаям своего рода, воздавая почтение сверхчеловеческим си­лам - будь это боги-творцы всего сущего, призраки и демоны, свя­занные с его незабвенными предками, или же тотемы - священные

Животные, растения, насекомые или камни. Можно почти не сомне­ваться (хотя и это тоже остается догадкой) в том, что древний чело­век отмечал каждую фазу своего развития подобающими обрядами посвящения, то есть, по сути, универсальными церемониями, кото­рые цивилизованный человек перестал совершать лишь недавно - для того, чтобы поспешно состряпать для них замену вроде книжек «Уход за младенцем и кормление» или «Сексуальные проблемы под­ростков» .

Благодаря запретам и ограничениям, а также в силу благочести­вых соглашений, древний человек пытался соотносить свою деятель­ность с окружавшими его незримыми силами, стремясь завладеть частью их могущества, оградиться от их коварства и заручиться их поддержкой (а порой путем волшебства и исторгнуть ее у них). И нигде еще такое осмотрительное поведение не нашло более полного отражения, чем в двух древних установлениях, к которым Фрейд от­носился с большим подозрением и наивной враждебностью: я имею в виду тотем и табу.

Как указывали Рэдклифф-Браун и Леви-Стросс, понятие тоте­ма, если изучить разнообразные сферы его приложения, обнаружива­ет многочисленные двусмысленности и противоречия. Впрочем, то же самое относится и к другому важнейшему понятию - городу, - охватывающему множество различных городских функций и соци­альных потребностей, которые объединяет лишь приблизительно сходное устройство. Связующим элементом между всеми формами тотема являются особые отношения зависимости от некоего священ­ного предмета или силы, которую подобает благоговейно чтить. На первый, поверхностный взгляд представляется, что привязанность определенной группы людей к одному предку-тотему явилась попыт­кой избежать губительных последствий кровосмешения внутри не­многочисленной общины. Поэтому внутри тотема браки запреща­лись, а половая связь с членами своего тотема, возможно, каралась смертью.

К сожалению, такое объяснение не выдерживает критики. Дело в том, что формальные сексуальные отношения под знаком тотема со­существовали с обычной семейной жизнью, какая наблюдается и среди многих других биологических видов, даже у птиц. Это указы­вает на специфически человеческую двойственность (или лучше оп­ределить ее как взаимодополняемость?), обособляющую биологиче­скую и культурную сторону жизни. Сложные правила, регулировав­шие родственные отношения у «примитивных» народов, а также их табу, свидетельствуют о том, что человек весьма рано одержал верх над своими грубыми биологическими инстинктами и наделил их осо­бой человеческой формой, повинуясь суровым и осознанным прика­зам высших мозговых центров.

Порядок тотемного родства закреплялся с помощью табу; изна­чально это полинезийское слово, которое буквально означает «то, что запрещено». Под это понятие подпадают многие стороны жизни, по­мимо половых связей: табу распространяется на разновидности пи­щи, особенно мясо тотемных животных, на трупы, на женщин в пе­риод менструации, на игру вождя - вроде серфинга, или на опреде­ленную территорию. Действительно, любая часть окружающей чело­века среды окружения в силу какой-то случайной связи с добрыми или злыми силами может оказаться табуированной.

Эти запреты настолько чужды здравому смыслу, что можно только поражаться - как это делал Фрейд - их немыслимой прихот­ливости, их своенравному неразумию, их суровому осуждению не­виннейших поступков. Порой даже начинает казаться - как это каза­лось Фрейду, - что те достижения, которые совершил человек, сделав свое поведение рациональным, находятся в пропорциональной зави­симости от его способности отвергнуть или отбросить все табу. Но подобное суждение было бы опасной ошибкой с еще более опасными последствиями Так же, как в своем отрицании религии, Фрейд осно­вывался здесь на странном предположении, будто обычаи, никоим образом не помогавшие человеческому развитию, а в иных случаях и явно противостоявшие ему, - тем не менее сохранялись на протяже­нии долгих веков, не утрачивая своего влияния. Однако от Фрейда ускользнуло то, о чем напомнил нам другой, более внимательный исследователь - Рэдклифф-Браун, говоря обо всех формах ритуала: необходимость проводить разграничения между самим методом и социальной целью. Взывая к священным силам, предписывая страш­ные кары за нарушение табу, древний человек формировал привычки абсолютного контроля над собственным поведением. Потерю свобо­ды в данном случае на долгое время компенсировали коллективная солидарность и предсказуемый порядок.

Мнимая цель порой заставляла табу казаться детскими, неспра­ведливыми или извращенными - например, женщинам отказывалось в особых привилегиях, которыми пользовались мужчины, а при дето­рождении происходило наоборот. Однако привычка строго следовать подобным наказам и запретам была чрезвычайно важна, так как помо­гала человеку достичь порядка и согласованности в прочих сферах.

Для противодействия беззаконному абсолютизму своего бессоз­нательного человеку требовалась некая законопослушная сила, не менее абсолютная. Вначале для необходимого равновесия было дос­таточно одного лишь табу: это и был самый ранний «категорический императив» человека. Табу - наряду с ритуалом, с которым оно было тесно связано, - явилось для человека одним из наиболее действен­ных средств достижения самоконтроля. Такая нравственная дисцип­лина, укоренившаяся в качестве привычки раньше, нежели ее можно было оправдать как рациональную человеческую необходимость, была основополагающей для человеческого развития.

Проиллюстрируем сказанное примером из быта современного примитивного австралийского народа - эуалайи. По словам Заура, у них существует следующий обычай: когда ребенок только начинает ползать, мать отыскивает сороконожку, опускает в кипяток, а потом, поймав ручки ребенка, принимается легонько ударять по ним мерт­вым насекомым, напевая при этом такую песенку:

Будь добрым,

Не воруй,

Не трогай того, что принадлежит другим,

Не смотри на чужое.

Будь добрым.

Мать здесь не только воплощает для человеческого детеныша власть, но и связывает ее с потенциально ядовитым существом, со­единяя свои внушения с символическим нанесением наказания за непослушание. Эти позитивные наставления лишены произвольности приказаний или разрешений. Так, представления о нравственном по­рядке и порядке умственном развивались бок о бок.

Сейчас западное общество настолько позабыло о древних табу, запрещавших убийство, воровство и насилие, что мы сталкиваемся с малолетними подростками, которые не задумываясь дерзко нападают на других людей просто «для забавы», в то время как взрослые пре­ступники способны обдуманно готовить уничтожение десятков мил­лионов человек, следуя - несомненно, тоже «для забавы» - некой математической теории игры. Сегодня наша цивилизация скатывает­ся в состояние гораздо более примитивное, гораздо более иррацио­нальное, чем то, в котором находится любое из известных ныне об­ществ, скованных понятиями табу, - именно из-за отсутствия каких бы то ни было действенных табу. Если бы западный человек мог соз­дать нерушимое табу на бездумное истребление людей, наше общество смогло бы получить гораздо более надежную защиту как от насилия одиночек, так и от все еще грозящих коллективных атомных ужасов, чем ООН или не всегда исправный механизм самоотключения.

Точно так же, как ритуал (если я правильно истолковал его) стал первым шагом в сторону действенного выражения и общения с по­мощью языка, - так и табу стало первым шагом в сторону нравствен­ной дисциплины. Не будь того и другого, человечество могло окон­чить свой жизненный путь гораздо раньше, - как это случилось со

Многими могущественными владыками и народами, не выдержавши­ми крайне напряженных условий существования.

Человеческое развитие в каждой своей точке покоится на спо­собности выдерживать напряжение и контролировать его облегчение. На самом низком уровне это касается контроля над мочевым пузырем и кишечником; далее следует осознанное направление телесных по­требностей и генитальных побуждений в социально приемлемое рус­ло. Итак, мое предположение заключается в том, что строгая дисцип­лина, присущая ритуалу, и строгие нравственные ограничения, пред­писываемые табу, оказались чрезвычайно важны для формирования самоконтроля у человека, а потому и способствовали его культурной деятельности во всех областях. Только те, кто соблюдают правила, способны играть в игры; и до определенной степени строгость пра­вил и то, насколько трудно выиграть, не нарушая их, придают осо­бую прелесть самой игре.

Словом, вся сфера существования древнего человека, которую современное научное мышление, уверенное в своем интеллектуаль­ном превосходстве, отвергает, была изначальным истоком целена­правленного превращения человека из животного в собственно чело­века Ритуал, танец, тотем, табу, религия, магия, - все это послужило прочной основой для дальнейшего развития человека. Даже первая существенная попытка разделения труда, как указывал А. М. Хокарт, возможно, зародилась из ритуала с его четким распределением обя­занностей и ролей, и только потом была перенесена в область техно­логии. И все это берет свое начало в «далеком прошлом, похожем на сон».